Ядовитая боярыня
Шрифт:
— Мало ли кто и что вспомнил… Они нас с тобой видеть пока не должны. Я подумать хочу. Все это неспроста случилось.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно осведомился Вадим, выплясывая возле своего спокойного коня сложный танец в попытке взгромоздиться в седло. Наконец ему это удалось. Конь не без одобрения покосился на седока. Вадиму почудилось, что он замечает некоторую иронию на гнедой морде.
Флор дал другу время устроиться в седле удобнее и только тогда ответил:
—
— Мух иногда уничтожают, — сказал Вадим.
— Именно. Но пока они не оказываются там, где им быть не следует, они в безопасности. Стало быть, наш Неделька случайно попал туда, где посторонним делать нечего. А потом его выследили и задушили.
— Думаешь, это случилось не здесь?
Флор отрицательно помотал головой.
— Ни в коем случае! Кусты целехоньки, и следов почти нет. А человека, особенно такого, как наш Неделька, в одно мгновение не задушишь. Он, пока умирал, топтался на месте, хватался руками… Должны быть следы. Непременно должны быть! А тут просто девственная природа, как ты выражаешься.
— Ты прав, — признал Вадим. — Следовательно, преступник выследил нежелательного свидетеля, убил его, а затем перенес тело в другое место, желая запутать следствие?
— Именно.
И, не проронив больше ни слова, Флор поскакал в сторону Новгорода.
Спустя час, когда казалось, что до вечера еще далеко, Вадим поравнялся с Флором и взмолился:
— Сделаем остановку! Я не могу больше.
Флор молча посмотрел на него.
— Устал, — сознался Вершков. — Я ведь не джигит, вроде тебя. Обычный студент.
Оба эти слова, для Флора непонятные, непостижимым образом разъяснили тому ситуацию лучше, чем это сделали бы какие-нибудь привычные понятия.
— Ладно, передохнем, — сказал наконец Флор. — Все ведь уже случилось, торопиться некуда.
Он спешился и признался чуть виновато:
— Я, наверное, от собственного горя убежать хотел. Правильно страннички поют, куда от него ни беги, хоть в лес, хоть в море, настигнет и в землю тебя сведет.
Они устроились на земле, пустив коней пастись. Вадим зевал, поглядывая на небо. И, как всегда в такие минуты, приходили на ум обрывочные мысли касательно того резкого поворота судьбы, который произошел с ним и его товарищами по… несчастью? Теперь, после всего случившегося, после того, как они нашли в этой средневековой Руси друзей, назвать это однозначным словом «несчастье» язык не поворачивался.
Могло
Флор привстал, вытянул шею — прислушался.
— Ты что? — спросил Вершков.
— Идет кто-то, — спокойно сказал Флор.
«Кто-то» брел, напевая и натыкаясь на кусты, — не то находился в счастливом подпитии, не то просто пребывал в расслабленном состоянии и наслаждался чистой совестью.
Выбравшись на поляну, где отдыхали друзья, незнакомец остановился, поморгал, осознавая увиденное, а затем расплылся в широчайшей улыбке.
— Ой, а вы тоже… Ну и ну! Ну, надо же! — бессвязно, радостно воскликнул он и, совершив грандиозный по своей нелепости прыжок, очутился возле друзей.
— Садись, — приветствовал его Флор. — Правда, закусить у нас нечем — торопились в Новгород, думали, сегодня уж дома будем…
— А это ничего, — сказал незнакомец и вдруг заметно опечалился: — Совсем ничего нет? — переспросил он. — А как же вы без еды бродите?
— Да мы не бродим, — снова сказал Флор, — мы сегодня к ночи дома будем.
— А, — сказал незнакомец. — А меня Трифон зовут.
Флор с Вадимом назвались тоже. Помолчали, послушали, как шумные дневные птицы постепенно замолкают, оживают вечерние голоса, более потаенные, вкрадчивые.
Трифон развалился в траве, подложил руки под голову, сунул в рот травинку.
— Дивно устроен Божий мир! — вздохнул он.
— Ты тоже ко святыням направляешься? — спросил Вадим.
Трифон приподнялся на локте, глянул на Вадима с некоторым изумлением.
— Я? — И тут же погрузился в глубокое раздумье. — Не знаю, — сказал он наконец. — Ежели Господь сподобит… Да я так, от дома к дому. Странствую. Мой-то дом сгорел, а брат и говорит: «Ты, Трифон, все равно без толку небо коптишь. Вот и дом от тебя сгорел, так что ступай ты, Трифон, с глаз долой…»
— У тебя дом сгорел? — переспросил Вадим. — А что же другие тебе не помогли?
— В чем? — не понял Трифон.
— Ну, я читал, что добросердечные русские крестьяне погорельцам в таких случаях помогали, — начал Вершков.
— Помогали? — еще больше изумился Трифон.
— Дом отстроить, с бедой совладать, — продолжал Вадим, чувствуя, что постепенно запутывается.
— А, — с облегчением рассмеялся Трифон. — Ну, кто обычный погорелец, тому помогают, это конечно. А у меня как? У меня брат был старший. Он человек суровый, двух жен пережил, детей — куча. И я у него бобылем жил. Ну, при нем — если говорить честно.