Ядовитый детектив
Шрифт:
– Может, проспала? – вякнул кто-то из сидевших за столом.
– К двенадцати соберитесь в холле.
Из кухни выехала тачка с тарелками… жидкой овсянки, спаси меня Господь! Я лучше сигаретами и вином позавтракаю, у нас там еще флакон «Мерло» остался. Так, теперь к другим важным мыслям: пару дней мадамы решили не выжидать, нас везут убивать «после завтрачка», видать на нас уже посмотрели украдкой и мы очень не понравились… И где Ксюша, собственно?
Для порядка повозив ложками в тарелках, мы сделали вид, что насытились дальше некуда и потихоньку
– Что делать, а?
– Тая, как жаль, что я не поспеваю первой тебе этот вопрос задавать.
– Сена, надо бежа-а-ать!
Тая лихорадочно принялась заталкивать всё, что под руку попадалось в дорожные сумки. Я же подпирала собой дверной косяк в глобальных раздумьях. Да, имело смысл драпать.
– Тай, дай-ка мне сигарету.
– Может винца бокальчик? – подобострастно заглянула мне в глаза Тайка. Так, понятно, значит у нее никаких идей, и она надеется токмо на мой воспаленный мозг.
– Можно и винца…
Тая сунула мне в рот зажженную сигарету. Слава Богу, фильтром в губы, а не горящим концом.
Пока Таисья проталкивала пробку «Мерло» тупым ножом, я думала. Думала. Думала. И думала…
– Ваше вино, мусье, – сдавленно хихикнула Тайка, подсовывая мне под нос стакан с красной бурдой. Ее шоколадные испуганные глаза тщательно вглядывались в мою душу. Не бойся, Таюха, я сейчас обязательно что-нибудь придумаю, я же гений, ты же помнишь…
– Сеночка, может, Шведову позвоним?
– Не надо. Пока не надо звонить никаким Шведовым. Погоди, я ожидаю озарения.
– Может, ты хоть присядешь?
– Нет, пешком постою.
– Как угодно, мусье, как угодно, – Тайка держала перед моим носом бутылку на случай, если мне вдруг мощно захочется «Мерло», а в стакане оно внезапно закончится.
– Тая, – начало вползать мне что-то в голову умное, – что там Ксюша говорила про съезд писателей? В нашем пансионате?
– Не помню, – с бодрой готовностью отозвалась подруга. – А что?
– Вроде, фантасты какие-то съехались. Если писатели, значит, пьют сильнейшим образом… Кажется, у нас такой, дорогая, образовывается выход: смыть краску, надеть парики, просочиться парой этажей ниже и отсидеться в номере каких-нибудь литераторов. Они же все равно в лицо не знают всех приехавших. А потом вместе с писателями и выйдем отсюда, они же не сидят в пансионате безвылазно, вот и пристроимся к ним.
– Сена, ты гений! Гений!
Кажется, Тая собиралась встать передо мной на колени, но я пресекла этот порыв. У нас не было времени.
Тщательно умывшись, мы густо засыпали пудрой мордашки и, хлопая пушистыми белыми ресницами, уставились в узкое длинное зеркальце ванной. Как все-таки косметика и отсутствие оной способно изменить человека! Ну просто до неузнаваемости!
– Надо губы накрасить ярко, жирно, чтобы в памяти оставались только волосы и губы.
– В чьей памяти? – перевела я взгляд на сосредоточенную Тайку.
– Во всей… то есть, я хочу сказать, в памяти любого, кто нам повстречается.
Логично,
Нарисовав огромные губы темно-вишневой помадой, мы занялись прическами. И на нашем славном пути снова возникло препятствие: длинные Тайкины волосы не помещались в сетку рыжего парика-кудельки. Подруга снова вопросительно уставилась на меня.
– Будем отрезать.
– Что?
– Волосы, Тая, волосы, не голову же.
– Нет!
– Надо. Подумаешь – великая трагедия обрезать накладные волосы.
– Ты меня ненавидишь и завидуешь моей природной красоте и яркой внешности!
– Тая, не время сейчас впадать в шизофрению, за нами могут придти с минуты на минуту, а у нас еще вещи не собраны.
Единственными режущими предметами в нашем обиходе были маникюрные ножницы и тупой – претупой «столовский» нож. Я принесла в ванную ножнички и сказала:
– Сама отрежешь или я?
– Сена, ты меня ненавидишь!
– Конечно, а ты только теперь поняла? Режь скорее.
Скорбно завывая, Тайка принялась кромсать свою красоту ненаглядную.
– Смотри, под корень не обчекрыжь, по плечи будет вполне достаточно.
– Уйди отсюда, суринамская пипа!
Суринамская пипа – очень неприятная на вид лягушатина. Как-то раз, давным-давно, попался нам на глаза какой-то дурацкий атлас животного мира, где разнообразные гады мокробрюхие были изображены в подробностях и цвете. Чего ради, мы аккуратно листали страницы и внимательно разглядывали эту мерзость, я не знаю. Особенно потрясла нас громадная, на весь лист жаба с какими-то отвратными дырками на спине. Называлось это божественное творение: «суринамская пипа». С тех пор и повелось, в минуты особой ненависти, мы называли друг друга этим загадочным наименованием. Кто вперед успеет назвать другого «пипой», тот сам не «пипа»… в общем, вот.
С пламенеющим клеймом на лбу «Суринамская пипа» я покинула ванную комнату и принялась спешно собирать барахло, запихивая его в сумки, не особо разбираясь, где чьё. Потом рассортируем.
– Се-е-ена, – донесся слабый голос умирающей, – погляди, сзади ровненько?
Я пошла глядеть. Да-а-а-а… лучше б я сама ее стригла, гражданин начальник… Таисья расстаралась не на шутку и отпилила свои роскошные кудри едва ли не по самый затылок. А по бокам все висело до боли знакомой «лесенкой».
– Ничего, Таюш, – я быстренько равняла это безобразие крошечными ножничками, – парик-то есть, пока походишь…
– Сена, ты это специально что ли говоришь, чтобы меня уничтожить?! – взревела подруга.
– Ну что ты, я же пытаюсь тебя успокоить…
– Лучше не пытайся!
Ну, как пожелает госпожа.
Кучу черных волос я аккуратно сгребла под ванную, не решившись оставить их в мусорном ведре, дабы тетушки-убийцы не догадались об изменении нашей блестящей внешности.
– Сена, давай не будем это тут оставлять!
– Лады.
Я выгребла обратно черные волосы, отнесла в комнату и запихала к себе в сумку.