Ядовитый полигон

Самаров Сергей Васильевич

Два конвоира провели меня по гулкой металлической лестнице на два этажа ниже и открыли дверь. В камере для свиданий был только привинченный к полу стол и точно так же закрепленные две табуретки по разные стороны. Из чего я сделал вывод, что это вообще-то кабинет для допросов, а не нормальная комната для свиданий, в которую к заключенным приходят даже жены.

На одном табурете сидел, уперев локти в столешницу, человек в гражданской одежде. Каким-то чутьем я сразу понял, что это военный, и даже догадался, что такой визит не может носить простой мимолетный характер, а обязательно будет иметь некое продолжение. Впрочем, это

я и раньше предполагал, еще до того, как воочию увидел визитера. И даже голос следователя Ласкина говорил мне о том же не словами, но интонацией.

Я шагнул за порог. Дверь за мной закрылась. Ключ со скрипом провернулся в замке.

– Старший лейтенант Самоваров, – представился я, привычно приняв стойку «смирно».

– Подполковник Лагун, – поднявшись из-за стола, сказал человек, пригласивший меня на встречу. – Будем знакомы, Николай Викторович.

Он улыбнулся приветливо, даже с некоторым обаянием, но оглядел меня с ног до головы ледяным профессиональным взглядом гюрзы. Подобные люди без весомой, как глубинная бомба, причины на свидания к подозреваемым не напрашиваются, сразу понял я. По одному взгляду его понял. И также понял, что гость приехал издалека. Прилетел, скорее всего, на военном самолете.

– Слушаю вас, товарищ подполковник.

– Садись. Забудь на время устав и чувствуй себя расслабленно. Мы не по уставу, а по душам поговорим. Если ты, конечно, не возражаешь. А возразить можешь только по одной причине: ты решил вдруг переквалифицироваться и вместо военной карьеры сделать карьеру уголовную, то есть стать авторитетом. Но я надеюсь, что это не так и что тебе не слишком улыбается перспектива провести большую часть жизни за решеткой. Так что? Уголовной романтикой ты пока еще не пропитался?

– Никак нет, товарищ подполковник.

– Забудь про звания и про устав, прошу тебя, Самоваров. Обрати внимание, я тебя даже не старлеем называю, а по фамилии. Могу и по имени-отчеству. Меня, кстати, зовут Александром Игоревичем. Можешь так и обращаться. И сейчас, и потом, если мы с тобой договоримся. Тебе вообще будет запрещено вспоминать про устав. На долгие, надеюсь, годы будет запрещено носить форму, хотя звания у тебя будут повышаться, скорее всего, быстрее, нежели на прежней службе…

Говоря честно, я не большой любитель ребусов. И потому спросил сразу:

– О чем договоримся, Александр Игоревич? Пока вы мне никакого предложения не сделали. Хотя я понимаю, что предстоящее предложение для меня должно быть выгодно. Что может быть хуже тюремной камеры, я пока не знаю. Даже госпиталь после тяжелого ранения, наверное, лучше. Хотя тут я тоже ничего конкретного знать не могу, поскольку тяжелых ранений не имел. Но вы меня, признаюсь, обнадеживаете.

Я старательно демонстрировал, что его визитом не смущен нисколько, и собой, и своими чувствами, и своими мыслями владею полностью и даже могу себе позволить интонацию с легкой ноткой шутливости.

– Ты, я вижу, человек догадливый. И даже не спрашиваешь меня, кого я представляю.

– Я думаю, у меня еще будет такая возможность, – не купился я на комплимент.

– Возможность спросить будет. А возможности получить точный ответ – нет. Не рассчитывай. По крайней мере, в первое время. Одно могу сказать, что я представляю государственную структуру. Не каких-нибудь бандитов или частную лавочку с немереными деньгами и чрезмерными амбициями, а серьезную государственную

структуру.

– Мне остается только поверить.

– Да. Больше тебе ничего не остается.

– И еще спросить более конкретно, что именно вы мне предлагаете?

– Работу.

– Здесь, в СИЗО? – Я понимал, что работу здесь мне предложить не могут. В СИЗО и без меня хватает своих информаторов, а я в республиканском СИЗО человек абсолютно чужой и не могу стать источником информации. Да и информатор из меня никакой.

– Везде. Может быть, даже и в СИЗО поработать придется.

Подполковник Лагун замолчал, давая мне возможность подумать. И пауза затянулась. Для меня это было невыносимо.

– Я слушаю вас, слушаю, – невежливо поторопил я.

– Ты своего двоюродного брата Василия хорошо помнишь?

– Ваську? Лет пятнадцать уже не виделись. С тех пор, как я в последний раз в Москву ездил. С ним общаться трудно. Телефон у него давно отключили за неуплату, Интернетом он не владеет. Письма писать, наверное, уже разучился. Короче говоря, ничего о нем не знаю.

Мой двоюродный брат Вася, сын сестры моей покойной мамы, был человеком несчастным. Отца своего он никогда не знал, точно так же, как и я своего отца, и мать заменяла ему весь мир, ни на шаг от себя не отпуская, чтобы не попал в дурную компанию дворовых мальчишек. Ваське исполнилось двенадцать лет, когда при нем умерла его мама. Скоропостижно, от сердечного приступа. И он, не найдя ключей от двери квартиры, десять суток сидел рядом с телом, которое уже начало разлагаться. После этого случая Васька попал в «психушку» и с тех пор минимум месяц ежегодно там проводил. В остальное время иногда работал, где его возьмут, но больше пил.

– Вы с ним внешне были сильно похожи…

– Были похожи. Лицом. Роста одинакового. Но здоровье разное, тело разное. Васька спортом никогда не занимался, хиляком был. А что? Какое он имеет отношение к моему положению?

Подполковник Лагун посмотрел в пол и вздохнул.

– Позавчера твой двоюродный брат пьяным выскочил на дорогу и был сбит машиной. Насмерть. Прими соболезнования.

Я усилием воли протолкнул образовавшийся в горле ком, потому что кое-что начал понимать. Кое-что из того, что мне скажут в дальнейшем. Дело в том, что старший следователь по особо важным делам полковник Ласкин сообщил мне о предстоящем свидании уже три дня назад. Значит, о гибели двоюродного брата подполковник Лагун знать еще не мог. И если его предложение, до сих пор не озвученное, будет в какой-то степени опираться на гибель Васьки, это будет означать, что Ваську просто убили, чтобы использовать его смерть в своих интересах. Как использовать, я пока предположить не мог, как не мог и догадаться, что за службу мне предложат. Но делалось это только для того, чтобы использовать мои качества и навыки.

– И что? – спросил я настороженно.

– Мы готовили тебе побег, если бы ты согласился на сотрудничество. А тут этот случай, которым грех не воспользоваться. Понимаешь, о чем я говорю?

Эх, Васька, Васька… Беда свалила тебя подростком, она же свалила тебя в молодости, теперь уже настолько, что не подняться никогда. И даже своей гибелью ты не смог ни подтвердить, ни опровергнуть мои опасения. Может быть, тебя убили. Может быть, это и вправду несчастный случай…

– Кое-что понимаю, – сказал я. – Но далеко не все. Кто Ваську сбил? Известно?