Ядвига
Шрифт:
– Только не любит она меня, называет ведьминым отродьем,– вздохнула моя новая знакомая
– Говорит, что долг внуку отдает, то-есть, моему папе. Любила она его очень.
– А имя откуда у тебя такое странное?
– Мама где-то его вычитала, ей понравилось, вот и назвала. А я его терпеть не могу. В детдоме меня Гадей дразнят, да и тут мальчишки не лучше, так же обзывают. А бабка Клаша меня Надькой зовёт, ей
– Если хочешь тоже тебя буду звать Надей, – предложил я. – Ядя и вправду как-то не очень звучит.
***
За ужином я спросил у бабушки:
– Ба, а почему Клавдия свою внучку «ведьминым отродьем» зовет?
Бабушка вытерла руки о фартук.
– Да вроде как ведьмы в роду у нее были, и бабка, и мать. Внучка своего, Витеньку, уж больно Клашка любила. Она ему вместо матери была, дочь то ее беспутная Лариска неизвестно от кого мальца прижила, да бабке его и подкинула. А сама в столицу умотала, за красивой жизнью, одно слово – гулящая. Да там и сгинула в конце 90. Вырастила пацана Клавдея, в 18 он как положено, в армию ушёл. А оттуда вернулся с женой, да уже пузатой. А жена то не наших кровей, то ли – цыганка, то ли – молдаванка. Одним словом, чужая. Кожа смуглая, глаза чёрные. И хоть оказалось, что Ирина вовсе не сирота, мать с отцом есть, и по паспорту она русская, невзлюбила Клашка сноху. Всё на неё внуку наговаривала: и готовить-то не умеет, и стирает плохо, и дерзкая не в меру. А Витя всё смеялся и за жену заступался, говорил, что научится Иринка всему, дай время. А дальше – ещё хуже стало, родилась девочка, на Витю уж больно похожая, радоваться бы Клавке, а ей всё неймётся, совсем сноху заклевала. Имя, видишь ли, не такое дали ребёнку, с ней не посоветовались. Ревность, что ли у нее была какая к невестке. Довела молодую, собралась она и вроде как в гости к своим родителям и с дочкой поехала. А оттуда назад не вернулась, осталась у отца с матерью жить. Ну и Витя с работы рассчитался и к жене с дочкой уехал. Видать, хорошо его встретили, что остался и он там жить, как Клавдея ни бесилась. Витюша совсем бабушку не забывал, каждый отпуск приезжал с дочкой, подарки привозил, бабка вроде смирилась, но сноху иначе как ведьмой за глаза не называла. А потом беда случилось, попал Витенька вместе с супругой и её родителями в страшную автокатастрофу. Все взрослые на месте погибли, одна девчонка и выжила, Иринка как-то её собой сумела
***
Мы как то быстро подружились с Ядвигой. Не знаю, что тут подействовало: то, что она была сирота, как и я, или то, что девчонкой она была чертовски занятной. Когда мы впервые вдвоем появились на пляже, кое-кто из ребят попытался зацепить мою новую подружку, но я недвусмысленно показал свой кулак, расквасивший не один нос, и от нас отстали, а потом и вовсе перестали обращать внимания. С Надей мы часто бродили по лугам, я увлёкся насекомыми, ловил разных необычных жуков и отправлял их в баночку-морилку, которая постоянно висела у меня на поясе: из под кофе, стеклянная, с притертой крышкой, на дне – ватка, смоченная в медицинском спирте. Попавший в морилку жук почти мгновенно переставал барахтаться и засыпал. Наде не нравилось моё увлечение, она грустно вздыхала и морщила нос, когда очередное насекомое отправлялось в банку, но молчала. А потом я поймал парусника. Огромная желтая бабочка просто просилась в мой сачок. И я ее поймал. Редкую бабочку можно было засушить и выгодно продать, и я даже знал покупателя, поэтому я аккуратно приколол ее большой декоративной булавкой к поролону в особой коробке, тщательно расправив крылышки. Парусник был ещё жив. Он перебирал лапками и дёргал крыльями. Но я знал, что это не надолго. Скоро бабочка затихнет и умрет.
– Коля, давай её отпустим, – вдруг попросила жалобным голосом Ядвига.– Она такая красивая, пусть живёт.
Я бы отпустил бабочку, нечасто Надя меня о чем-то просила. Но тельце парусника было проколото булавкой, отпустишь – всё равно скоро сдохнет. Я так и сказал, что смысла нет, хана бабочке.
– Я возьму? – Серые глаза подружки смотрели просяще.
Конец ознакомительного фрагмента.