Ягоды страсти, ягоды смерти
Шрифт:
– Это выгонит АА из дома. В аэропорт, в заграницу помчится, – высказался Кис.
– Ага... Так его еще сподручней будет брать! – весело откликнулся Серега. – Ну? – Он снова посмотрел на Солнцева.
– Мы, в принципе, и сами можем набрать с вашей трубки! Это чисто вопрос вашего сотрудничества со следствием...
Тот направился к столу, на котором были выложены сотовые, взял один в руки и принялся набирать эсэмэску.
– Сообщи нашим, – кивнул он кому-то из своих ребят, – небось и впрямь вылетит из дома в ближайшие полчаса...
– Впрочем, скорей всего, Борис Аркадьевич хотел этим продемонстрировать, как продажны его враги... – задумчиво проговорил Кис.
«А непродажность Влада, боюсь, он приписал себе в заслугу, зачислил в свои достоинства... Чем принялся гордиться!..»
Этого детектив вслух не произнес. Это к делу не относилось. Только так, к психологии человеческих душ... К сфере его личных размышлений, которые вербализировать он не считал нужным.
К ограде больницы Даша вышла румяная, отдохнувшая – даже, кажется, немножко поправилась! Словно не в тюремной больнице провела несколько дней, а в санатории!
– Вла-а-ад! – закричала она и устремилась бегом в проходную. – Вла-а-ад! – выпала она из проходной в его руки.
Он усадил ее в такси, и машина повезла их...
Нет, она не повезла, она увезла их! Подальше от ворот тюремной больницы, подальше от пережитых кошмаров – домой, домой! В нормальную жизнь!
Домой оказалось у Даши: она хотела переодеться, принять ванну.
За это время Влад заказал ужин из ресторана и отличнейшее бордо.
...Уже и заказ доставили, а Даша все плескалась в ванной. Не выдержав, Влад открыл дверь в напаренную комнатку. Дашино тело розовело под струями душа.
...Вообще-то он думал, что ей нужно немножко оклематься по выходе из больницы – к тому же тюремной! – и настраивал себя на вечер чисто платонический. Но, увидев жемчужный блеск ее кожи, ее заалевшие соски, русые волосики лобка, по которым струилась вода, он не удержался. Он сбросил с себя одежду
Даша тихо застонала, притираясь, впечатываясь спиной, ягодицами в изгиб его тела.
– Ты знаешь, что ты отлично выглядишь? – отфыркиваясь от воды, спросил он, пощипывая ее за нежный бок.
– Так я же там спала сутки напролет! Мне кажется, что в ближайшие полгода спать вообще не буду!
– Это звучит многообещающе...
Его руки свободно скользили по ее телу, следуя струям воды.
– Сколько ты хочешь детей? – спросил он, наклонясь к ее разрозовевшемуся ушку.
– Троих... А ты?
– Согласен. Начинаем делать!
* * *
Спустя некоторое время они перебрались в кровать, которая еще долго ахала пружинами под изголодавшимися влюбленными.
Наконец Даша откинулась, довольно поглаживая себя по животу круговым движением.
– По-моему, тройню мы уже сделали, – улыбнулась она.
– Ничего, прокормим! Бурлов мне зарплату удвоил!
– Надо же... С чего это?
– За верность, он сказал.
– Погоди... – Даша села на кровати, – при чем тут верность Бурлову?! Ты это сделал... ты не убил его не из верности! А потому что таковы твои взгляды, твое мировоззрение! Потому что ТЫ ТАК РЕШИЛ!!! Какая пошлость: за верность!
Влад тоже приподнялся на локте. Даша, усевшаяся по-турецки – поза выгодно очертила летучие изгибы ее тела, – была такой красивой, такой соблазнительной... Какой, к черту, Бурлов!
– Дашка... – Он провел пальцем по ее скуле, затем по шее, наслаждаясь. – Я ему так и сказал.
– А он? – Даша придержала его руку: ей требовался немедленный ответ, этой девушке с редким запахом смородиновой почки, запахом чистоты.
– А он... Мне кажется, что мысль была для него новой... И он сначала немножко подумал. А потом сказал, что понимает... И что счастлив иметь таких людей у себя на службе. И что зарплату все равно повысит вдвое.
Даша засмеялась.
– Так что троих прокормим?
– И четверых тоже, – шепнул Влад, загребая ее живое, нежное, жаркое тело под себя, раскрывая смородиновую почку и ныряя в ее упоительный аромат...