Яков Тейтель. Заступник гонимых. Судебный следователь в Российской империи и общественный деятель в Германии

Соломински Елена

– Я объехал Северо-Западный край, и, представьте себе, самые лучшие ученики по словесности и русскому языку там – евреи, хотя в крае очень значителен русский элемент.

Соловьев пробовал объяснить это тем, что для еврея русский язык – чужой язык, которому он обучается, а русский не считает нужным изучать свой язык. Проректор Минх вставил свое замечание. Толстой тут же ответил:

– Да, я с вами согласен: способный народ, – и спросил Соловьева, много ли евреев поступило и на какие факультеты.

Какой вывод следовало сделать из этого обмена мнениями? Практика вскоре показала этот вывод: поменьше евреев пускать в университет и на государственную службу.

Теперь перехожу к знакомству с ныне здравствующим и, несмотря на преклонный возраст, продолжающим свою литературную работу Анатолием Федоровичем Кони. Его брат – бывший мировой судья в Варшаве – по выходе в отставку служил в Самаре на железной дороге. Как-то раз, садясь в вагон поезда, отправлявшегося из Самары в Сызрань, я увидел на перроне группу лиц, в которой были высшие представители железнодорожной администрации. Оказалось, что с этим поездом едет обер-прокурор сената Анатолий Федорович Кони. Я вошел в вагон первого класса, туда же после третьего звонка вошел и Кони, с которым я не был знаком. В купе, кроме нас, никого не было.

По поводу газеты, которую он купил, завязался у нас разговор. Я сказал, что знаю, кто он, и что недавно в историческом журнале, – не помню теперь, в каком, в «Русской старине» или в «Историческом вестнике», – я читал его археологическую заметку «Из царствования Петра I» 315

Эта заметка меня удивила, так как она не соответствовала его литературному и публицистическому амплуа. Он тоже удивился, что нашелся читатель, не археолог, читавший эту заметку. Таким образом, у нас начался живой разговор. Коснулись, конечно, самого больного вопроса – еврейского. Анатолий Федорович рассказал о своем бывшем секретаре Лихтенштейне, перешедшем в православие, о многих других судебных деятелях, ради карьеры решившихся на шаг, не одобряемый, как мне показалось, Кони. Он подробно, с большим воодушевлением, рассказал мне о процессе Веры Засулич 316 , на котором он председательствовал; рассказал, как призывали его в Министерство юстиции за несколько дней до слушания дела, как хотели влиять на него, чтобы он побудил присяжных заседателей вынести обвинительный вердикт. Говорил о самом деле Засулич, о речи защитника Александрова 317 и о бездарности обвинителя Киселя 318 По словам Кони, весь зал уголовного заседания (причем за судейскими креслами сидели высшие государственные сановники) с напряженным вниманием слушал всё судебное следствие и речь защитника, что всех возмущал произвол, царивший в тюрьме и проявившийся особенно резко по отношению к Боголюбову 319 Кони рассказал, как он подвергся опале после суда, так как оправдательный приговор присяжных заседателей приписывался отчасти его председательскому резюме и вообще ведению им судебного заседания по этому делу.

315

я читал его археологическую заметку «Из царствования Петра I» – заметка была опубликована в журнале «Исторический вестник» (1887 г.).

316

Засулич Вера Ивановна (1849–1919) – публицист, общественная и политическая деятельница. В начале 1878 года стреляла в столичного градоначальникаФедора Федоровича Трепова (1809–1889), в ответ на его издевательства над политическими заключенными, и затем была оправдана на судебном процессе, прошедшем под председательством А. Ф. Кони.

317

Александров Петр Акимович (1836–1893) – адвокат, был известен своим ораторским искусством.

318

обвинителя Киселя. Кессель К.И. – товарищ прокурора Петербургского окружного сада, обвинитель в деле Веры Засулич.

319

Боголюбов Алексей Степанович (1854–1887) – студент, политический заключенный. Согласно приказанию Трепова, был высечен розгами за то, что не снял шапку при появлении градоначальника. Телесные наказания были запрещены законом, позорная порка вызвала бунт среди заключенных и получила огласку в прессе.

Излишне распространяться о том, что Анатолий Федорович – искусный собеседник. Помню, что, утомившись разговором, он взял в руки «Русские ведомости» и хотел, кажется, читать, но я попросил его отложить газету. Кони сначала удивился, но когда я ему сказал, что скоро мне нужно с ним расстаться и жаль не использовать такой редкий случай беседовать с интересным человеком, улыбнулся, положил газету, и мы продолжили беседу. После этого, приезжая в Петербург, я каждый раз заходил к Анатолию Федоровичу. Он всегда был занят, и наши свидания были кратковременными, но, конечно, очень интересными для меня 320 .

320

наши свидания были кратковременными – Тейтелю действительно удавалось видеться с А. Ф. Кони не так часто, как ему хотелось бы. См. их переписку 1887–1915 годов: ГАРФ. Ф. 564. Оп. 1. Д. 3 395. Скорее, он был одним из многих корреспондентов из провинции, с которыми Кони вел переписку.

Между прочим, Анатолий Федорович рассказывал о страстной враждебности к евреям известного либерального сотрудника «Вестника Европы» Евгения Исааковича Утина, еврея по происхождению. У Утина было имение в Подольской губернии, где он проводил летнее время. Возвращался оттуда, насыщенный юдофобством. Кони говорил, что останавливал Утина, когда тот чересчур уж распространялся о порочности евреев.

С Кони мы встречалиь и в Москве, у его друга, писательницы Р. М. Гольдовской 321 Он был в хорошем расположении духа и рассказывал много интересного из своей общественной и судебной деятельности.

321

Хиль-Гольдовская Рашель Мироновна (1863–1928) – писатель, драматург.

В доме Гольдовских я близко познакомился с Владимиром Петровичем Потемкиным. Талантливый лектор, блестящий оратор, он, не будучи евреем, горячо принимал к сердцу все ужасы еврейской жизни. После неурожая, постигшего сельскохозяйственные колонии на юге, группа московских еврейских общественных деятелей во главе с В. О. Гаркави задумала издать сборник «Помощь» 322 .

С одной стороны, предполагалось доходом от продажи этой книги помочь пострадавшим от неурожая евреям, с другой – и это главное – издатели хотели привлечь к участию в сборнике исключительно русских литераторов и, таким образом, выразить протест против политики правительства по отношению к евреям, политики, поощрявшей еврейские погромы. Собирание материалов для «Помощи» и их редактирование взял на себя Потемкин. Массу энергии и времени потратил он на это. Интересны были его рассказы о беседах с разными литераторами и общественными деятелями при подготовке сборника. Первым, как и следовало ожидать, откликнулся Владимир Галактионович Короленко 323 , предложивший составителю прелестный рассказ «Огоньки». Передал для сборника рассказ и Гарин-Михайловский: «Старый еврей». По своему обыкновению, он взял действительный факт и художественно его описал, нарисовал душу старика, преследуемого полицией за неимение права жительства. Светлой памяти Владимир Сергеевич Соловьев также дал статью, и многие другие.

322

Гаркави Владимир Осипович (1846–1911) – адвокат, руководитель Московского отделения Общества для распространения просвещения между евреями в России, один из лидеров Московской еврейской общины, один из инициаторов сборника «В помощь евреям, пострадавшим от неурожая». СПб., 1901.

323

Короленко Владимир Галактионович (1853–1921) – прозаик, публицист, общественный деятель, был с 1894 года пайщиком и членом литературно-редакционного комитета журнала «Русское богатство».

Потемкин ездил в Ясную Поляну

к Льву Николаевичу Толстому, просил у него статью для сборника, но Толстой статьи не дал, сказав, что он возмущается еврейскими погромами, бесправием евреев, но еврейский вопрос у него на восемьдесят первом месте.

Книга появилась, получила широкое распространение.

Живя в Самаре, но приезжая в Петербург, я познакомился со всей редакцией «Русского богатства». Познакомился, когда журнал еще только начал выходить. Первыми его издателями были Надежда Валериановна Михайловская, жена Н. Г. Гарина-Михайловского, и Н. К. Михайловский 324 Во главе редакции «Русского богатства» стоял Н. К. Михайловский. По настоящее время имя его окружено особым ореолом. Это был кумир молодежи, всей интеллигенции. Его статьи в «Отечественных записках» читались всей мыслящей Россией. Говорил он мало, вдумчиво, серьезно, поднимал интересные вопросы о литературе и печати. С Н. Г. Гариным-Михайловским я несколько раз бывал на редакционных вечерах. Вначале беседы были серьезные, а затем оживлялись, благодаря участию таких талантливых сотрудников, как Южаков, Иванчин-Писарев, Лесевич, Серошевский и другие 325 .

324

До мая-июня 1895 года издательницами «Русского богатства» были Н. В. Михайловская и Ольга Николаевна Попова. После того как Попова отказалась от дальнейшего участия в издательстве, группа ближайших сотрудников журнала выдвинула вторым официальным издателем журнала В. Г. Короленко. Н. К. Михайловский – Михайловский Николай Константинович (1842–1910) – публицист, социолог, литературовед, теоретик народничества.

325

Южаков, Иванчин-Писарев, Лесевич, Серошевский и другие – имеются в виду сотрудники редакции «публицист-социолог С. Н. Южаков с наружностью Фальстафа», «А. И. Иванчин-Писарев, заведывавший редакцией «Русского богатства», «философ-позитивист В. В. Лесевич, скромный, с красным шишковатым носом горького пьяницы, в жизнь свою не выпивший ни капли вина», «польски-вежливый Вацлав Серошевский» (см.: Вересаев В. Собр. соч. Воспоминания. Т. 5. М., 1961. С. 23).

С особым удовольствием вспоминаю свои кратковременные посещения Михайловского на его квартире, на Бассейной. Николай Константинович был очень гостеприимным, любезным, много рассказывал о Салтыкове-Щедрине и Некрасове, покойных издателях «Отечественных записок». В то время большой интерес возбудила книга Панаевой 326 , по мужу Головачевой. В этой книге она в самых мрачных красках рисовала Некрасова как издателя «Отечественных записок», его высокомерное отношение к литераторам, особенно к начинающим. Николай Константинович возмущался этой клеветой, он хорошо знал Некрасова, знал его как человека в высшей степени широкого разума, сердечно относившегося именно к начинающим литераторам. В корыстолюбии, высокомерии, в отсутствии сердечности, по словам Михайловского, Некрасова ни в коем случае нельзя было обвинять. О личности Панаевой и о ее произведении Николай Константинович отзывался пренебрежительно. Не отрицал он пристрастия Некрасова к картам. Говоря про сделанный Некрасовым фальшивый шаг (как известно, поэт посвятил Муравьеву 327 , усмирителю польского восстания 1863 года, стихотворение, возмущавшее всю честно мыслящую Россию), Михайловский не одобрял его, но искал объяснения в обстановке того времени и в исключительности тогдашних условий. Он говорил, что Некрасов, будучи по виду барином, был искренним поэтом. С особым умилением Михайловский говорил о Михаиле Евграфовиче Салтыкове-Щедрине. При внешней его суровости Щедрин был, по словам Николая Константиновича, сердечен, щадил юное авторское самолюбие начинающих писателей, скромно и застенчиво присылавших в редакцию журнала свои произведения. Он сам читал, перечитывал их и лишь тогда возвращал авторам, когда, по выражению Михайловского, в них не было ни одной искры божьей.

326

Панаева Авдотья Яковлевна (1820–1893) – писательница, гражданская жена Н. А. Некрасова. Имеется в виду ее книга «Мой любовник – Николай Некрасов».

327

посвятил стихотворение Муравьеву – имеется в виду граф Михаил Николаевич Муравьев, руководивший подавлением восстания в Северо-Западном крае весной 1863 года, получивший тогда прозвище Муравьев-вешатель. Упомянутое стихотворение Некрасова было прочитано автором на обеде в столичном Английском клубе 27 апреля 1865-го. Считается, что это сочинение не сохранилось, а появившийся позднее в прессе текст (см.: Стихи Н. А. Некрасова графу М. Н. Муравьеву // Русский архив (М.). 1885. Кн. 2. Вып. 6. С. 202–203) – мистификация анонимного автора.

У меня хранится большой портрет Михайловского с его надписью.

Один раз я оказал услугу Николаю Константиновичу, или, лучше сказать, редакции «Русского богатства». В то время журналы подвергались строгой предварительной цензуре, причем цензоры задерживали книжки журналов и те выходили с большими опозданиями. Цензором «Русского богатства» был тогда некий Матвеев 328 До цензорства он состоял сначала членом Самарского окружного суда, а потом, когда русское правительство стало хозяйничать в Болгарии, был назначен там министром юстиции. С Матвеевым я познакомился через О. М. Сербулова 329 Говорили мы с Матвеевым о «Русском богатстве», о тех огорчениях, какие доставляет цензура этому журналу. Он рассыпался в комплиментах в адрес редакции и Николая Константиновича в особенности. Пообещал не задерживать журнал, что потом и исполнил. Я передал Николаю Константиновичу отзывы Матвеева; тот отнесся к ним иронически и в редакции, смеясь, сообщил, что новая литература имеет ярого поклонника, самого цензора, бывшего болгарского министра юстиции.

328

Матвеев Павел Александрович (1844–?) – критик, публицист, цензор. Член Самарского губернского статистического комитета (1872–1875), Саратовского окружного суда (1882–1884).

329

О. М. Сербулова – сведения отсутствуют.

Весь состав журнала «Русское богатство» был крайне интересен. Это были люди ученые, как, например, Лесевич, политически образованные, как Южаков, и такие интересные писатели, как Серошевский 330 , только что вернувшийся тогда из Якутской области, где он долгое время был в ссылке. Серошевский женился там на якутке и с особым умилением говорил о чистоте нравов этого племени.

Невольно вспоминаю рассказы о якутской жизни другого политического ссыльного, Г. А. Гроссмана 331 Когда он вернулся в Самару, несколько вечеров посвятил нам, рассказывая о жизни в тамошнем крае, о характере, нравах и культуре жителей Якутской области. Впоследствии он стал корреспондентом «Русских ведомостей» и многих толстых журналов в Германии.

330

СерошевскийСерошевский Вацлав Лопольдович (1858–1945) – русский и польский этнограф, публицист, писатель, собиратель материалов о Якутии.

331

Гроссман. Гроссман Григорий Александрович (Рувим Алтерович) (1863– 1917) – переводчик, публицист.