Якудза
Шрифт:
Старик протянул руку. Улыбка у него была доброй и открытой, ладонь большой и натруженной, рукопожатие крепким и откровенно дружеским.
– Приятно познакомиться, – сказал Виктор, ничуть не кривя душой.
Старик был неимоверно рад новому знакомству. Видно было, что он, как и многие пожилые люди, любил поговорить. Но похоже, что в последнее время ему не очень везло с собеседниками.
– У вас найдется немного свободного времени? – осведомился он, напрочь забыв и про электрокар, и про «собачек». – Я бы хотел показать вам свою лабораторию.
– Охотно воспользуюсь вашим приглашением, –
Вряд ли это нагромождение лестниц, открытых лифтовых шахт и бесчисленного множества приборов можно было назвать лабораторией. Скорее внутренность Черного Донжона отдаленно напоминала пусковую шахту гигантской ракеты, опутанную сложными металлическими конструкциями.
И над всем этим трудились люди. Множество людей в синих рабочих робах. При взгляде с верхней площадки лаборатории они напоминали муравьев, сосредоточенно выполняющих поставленную задачу.
– Много у вас сотрудников, – заметил Виктор.
– Это не сотрудники, – отмахнулся Николай. – Гемоды, которых постоянно приходится перепрограммировать по мере решения задач, которые я перед ними ставлю. Ей-богу, иной раз проще самому все сделать! Но меня на все не хватает. Вот никак подъемник для собачек починить не соберусь – все время забываю, пока они звонить не начнут. Кстати, надо кому-нибудь поручить…
Старик начал искать глазами свободного гемода.
– Вы обещали показать мне вашу лабораторию, – напомнил Виктор. В его планы никак не входил срочный ремонт подъемника.
– Ах да, – спохватился старик. – Прошу прощения, отвлекся. Итак, перед вами моя гордость, которую я создавал не один год.
Он самодовольно ухмыльнулся в усы.
– Термоядерный реактор с самоподдерживающейся реакцией. Такого пока нет нигде и ни у кого в мире. Это море энергии, за счет которой живет и процветает Новая Швабия.
– Неплохо, – пробормотал Виктор.
Похоже, он нашел то, что нужно. Сейчас рядом с ним стоял тот самый «Высший Отец», легенда антарктической базы.
– Неплохо, – повторил он. – А вы не могли бы рассказать, как работает ваше изобретение?
– Похвально, молодой человек, что вы интересуетесь физикой, – кивнул изобретатель. – Что ж, попытаюсь обрисовать в общих чертах.
В свое время я был весьма наивен. Я думал, что сверхвысокая температура одарит человечество бесконечной энергией. Я создал башню, способную залить бесплатной энергией участок радиусом в несколько километров. И назвал ее «Мировая система». Воспринимая и используя жесткое космическое излучение, «система» сжигала любую материю, выделяя непомерное количество тепла. Речь шла о пятнадцати миллионах градусов по Кельвину. Да, процесс пошел, материя начала гореть в этом адском пламени, я же удерживал реакцию с помощью генератора слабого взаимодействия. Его я изобрел случайно, за обедом. Логичнее было бы использовать сильное взаимодействие, конечно… Вы меня понимаете?
– Конечно, – кивнул Виктор. Он действительно понимал изобретателя. Пока что.
– Так вот, – продолжал Теслов. – Первая моя башня оказалась не очень мощной, но чрезвычайно опасной. Притом энергия оказалась совсем не бесплатной. Произведя расчеты, я пришел к выводу, что лет
Виктор опять согласно кивнул. Ему больше ничего не оставалось делать.
– Итак, я пошел по второму пути, – продолжал Теслов. – Я увеличил импульс взаимодействующих первоэлементов. Если нельзя безопасно увеличить скорость частиц, то почему бы не увеличить их массу? Увеличение массы все равно ведет к увеличению импульса. Если вы помните, в субатомарных мирах действуют совершенно другие законы: там две половины имеют массу большую, намного большую одного целого.
И я начал делить. Мюоны известны давно, и они сравнительно долгоживущи при массе в двести семь раз больше, чем у электрона. Я решил, что мне этого хватит. Еще во времена «Мировой системы» я подозревал об их существовании, когда выделил нечто странное из космических лучей. Я назвал свое второе изобретение «мюонный инкубатор». Основная его часть глубоко под землей, в огромной естественной шахте, обнаруженной немецкими геологами еще до войны. Это просто круглый коридор диаметром около двухсот семидесяти километров. Здесь вы видите только высотную часть низкого залегания. Хммм…
Теслов в задумчивости поскреб подбородок.
– Так, снова начал немного не по теме. Не подскажете, на чем я остановился?
– Вы говорили о мюонах, – осторожно напомнил Виктор.
– Ах да, мюоны. Так вот, в итоге они оказались бесполезны. Мне же пришлось получить другие частицы, которым я еще не придумал названия. Они намного тяжелее мюонов. Но название «мюонный инкубатор» осталось. Как только найду время придумать достойное название полученным мной частицам, сменит название и инкубатор. Но это сейчас несущественно.
Главное, что мне удалось снизить температуру всего лишь до нескольких тысяч градусов. И – вот оно!
Теслов обвел рукой громадный комплекс внутренности Черного Донжона.
– Самое тяжелое было запустить это в работу. Потребовалась энергия ординарной грязной ядерной реакции.
– У вас тут и ядерный реактор есть? – удивился Виктор.
– Что вы! В тот момент у нас не было ни времени, ни возможности построить ядерный реактор. Я сделал бомбу, и мы ее тут потихонечку взорвали. Она дала энергию…
– Потихонечку взорвали атомную бомбу???
– Там всего было шестьдесят килотонн, – отмахнулся профессор. – Но, положа руку на сердце, я сильно рискнул. Тогда я не знал, что значительная часть Антарктиды изъедена подземными пещерами, словно термитник, и что взрыв такой мощности при малейшем пробое защиты запросто мог просто уничтожить материк. Но мне удалось справиться с последствиями.
– И… что? – спросил Виктор. – Это и есть ваш мюонный инкубатор, который на самом деле не мюонный?