Якутия
Шрифт:
– А про Алдан ничего не слыхали, про Мирный, про... Кюсюр?
– А чего там?
– тупо спросила продавщица.
– Вот будет проходимость, чего-нибудь скажут. Мы работаем, живем. Не знаю; пусть они там, на материке - в Якутске - разбираются. Газета у нас выходит. По-моему, ты меня, парень, разыгрываешь, или шпион какой-то! Иди-ка лучше отсюда, а то я обращусь! Или ты псих?
– Спасибо вам за вермут, - сказал Софрон и немедленно ушел из магазина.
Он тут же обнаружил улицу Первомайскую,
Ему открыл дверь долговязый небритый человек в тренировочных штанах.
– Вы че?..
– рассерженно сказал он, указав пальцем себе в щеку.
– У меня ж бюллетень!
– Заслдыз, - грустно проговорил Софрон.
Несколько секунд человек бессмысленно глядел на Софрона, шевеля губами, потом вдруг резко улыбнулся, широко распахнул дверь и громко проговорил:
– Ах, это вы, заходите, очень рад, я и не думал!!
– Спасибо, - ответил Софрон, входя внутрь. Он повесил куртку на вешалку, снял ботинки и прошел в единственную комнату. У окна, рядом с разобранной постелью стояла рация с большим слоем пыли.
– Так значит, это правда?..
– воодушевленно воскликнул Софрон.
– Вы связаны с Америкой и Канадой?! Почему же вы молчали?.. Я всю Якутию объехал, я...
– Николай Уренгой, - вежливо сказал человек, протягивая худую, бледную руку.
– Софрон Жукаускас, - ответил Софрон, крепко пожимая руку.
– Садитесь, - неожиданно предложил человек, - или стойте. Вы... агент? Мне дали эту штуку, и я ее получил в каком-то месте, я, правда, не умею с ней обращаться, но ведь мир и так гол и един, так что - ха-ха-ха-ха - электроникой не поможешь! Чаю могу предложить. Как доехали?
<Он в самом деле сумасшедший,> - с ужасом подумал Жукаускас и тихо спросил:
– Вы... Вы... давно здесь живете?.. Вы... не пользовались рацией? Вы связывались с... э... Августом Петровым?
– Да, он же мне это предложил, был здесь, говорил что-то, но я сразу подумал, что он немножечко того... вы понимаете?
– Уренгой захихикал.
– Ну и рассказывал какую-то чушь, я и не упомнил всего. А рация, на самом деле, у меня давно была, она - списанная, с корабля, я раньше был радистом, до открытия глубины, она в общем как бы хлам, ничего не может, только пищать, можно, наверное, починить...
– Да что вы!..
– сокрушенно воскликнул Софрон.
– А что, это так важно?
– недоуменно проговорил. Уренгой.
– Я думал - игра, развлечение... Мне надоело, я и перестал с ним... это... кон-так-ти-ро-вать. Я здесь живу, и мне хорошо, уютно, сладко. Она стоит, я лежу, работаю, правда,
– Подождите, - оборвал его Софрон, - значит, вы ни с кем не связывались? Вы... лгали?
– Ну почему же!
– лукаво проговорил Уренгой.
– Я связывался. Я умею. Мир гол и един, я могу все. Я летал на гору Аляски и оттуда смотрел вниз. И вернулся. Я там связался с Биллом и Джоном, мы общались, переговаривались, смеялись. Я вам докладывал. Потом мне надоело. И им тоже. Они упорхнули в цветущий цвет. А я остался здесь, и мне нравится. Хотите, покажу, как это делается?
Уренгой вдруг резко подпрыгнул, вскрикнул, закрывая глаза, и встал на одной ноге посреди комнаты. Он начал громко выть, ухать и взмахивать руками, изображая, наверное, птичий полет, а потом постепенно затих и замер, согнувшись и закрыв лицо ладонями. Жукаускас с сожалением смотрел на все это и печально качал головой, что-то шепча про себя. Через несколько минут, после неподвижного стояния, Уренгой поднял ошарашенное лицо, встал на обе ноги и медленно улыбнулся.
– Больше не нужно связи, - торжественно заявил он, - Билл и Джон в цветущем цвете, все, что вы имеете в виду, это в самом деле - абсолютный маразм, но вам до этого вообще нет никакого дела, или, наоборот есть самое прямейшее, что одно и то же.
– Что вы говорите...
– испуганно сказал Жукаускас, посматривая на дверь.
– Может быть...
– Я знаю, кто вы!
– радостно воскликнул Уренгой.
– И, что самое странное, не испытываю по этому поводу никаких чувств. И, очевидно, в этом еще одно доказательство. Да, да... Мне нечего сказать, я даже мычать на хочу. И все так обычно.
– Ну, и кто же я?
– подозрительно спросил Софрон, слегка отступая назад.
– Вы есть Верховная Личность Бога, то есть, собственно Бог. Я не знаю, зачем вы здесь в этом облике; я знаю, что пути неисповедимы и все такое, но это я знаю точно, да и вы - слава Богу! ха-ха - это знаете.
– Вы правы, - сказал Софрон Жукаускас.
– Я - Бог. Мне нравится Мое нисхождение, деградация, маразм. И Я это осуществил так, чтобы не помнить. Но теперь эта история закончилась, вас Я сделаю жойным наместником, а сам останусь здесь. Наиболее чудесное из всего увиденного в этом усечении - несомненно, Нижнеянск. Вот здесь и будем, только хочется еще меньшего, более дурацкого, интересного. Спасибо за чай! До свидания!
И он тут же превратился в жужелицу.