Ямы
Шрифт:
— Привет, — буркнул белый мальчишка.
— Это Алан, — сказал мистер Дымшанский.
— Я не Алан, — сказал мальчишка. — Меня зовут Кальмар. А он — Рентген.
— Приветик, — сказал Рентген, улыбнулся и потряс руку Стэнли.
Он был в очках, но таких грязных, что Стэнли удивился — неужели он еще что-то через них видит?
Мистер Дымшанский распорядился, чтобы Алан сходил в комнату отдыха и привел остальных мальчиков познакомиться со Стэнли. Потом он повел Стэнли в палатку.
Внутри было семь коек, стоявших на расстоянии в полметра
— Которая была койка Льюиса? — спросил мистер Дымшанский.
— Тошниловка спал вот тут. — Рентген пнул ногой одну из коек.
— Отлично, Стэнли, это будет твое место, — сказал мистер Дымшанский.
Стэнли посмотрел на койку и кивнул. Его не особенно радовала перспектива спать в койке человека, которого называли Тошниловкой.
В углу палатки стояли семь ящиков, поставленных один на другой, так что получилось некое подобие двух шкафчиков. Ящики были повернуты открытой стороной вперед. Стэнли положил рюкзак, запасной комплект одежды и полотенце в ящик, принадлежавший раньше Тошниловке, в самом низу „шкафчика“ из трех ящиков.
Вернулся Кальмар и с ним еще четыре мальчика. Троих мистер Дымшанский назвал: Хозе, Теодор и Рикки. Сами они называли себя Магнит, Подмышка и Зигзаг.
— Здесь у всех есть прозвища, — объяснил мистер Дымшанский. — Но я предпочитаю называть их по именам, которые дали им родители, — ведь так их будут» называть, когда они выйдут из лагеря и станут полезными членами общества.
— Это не просто прозвище, — сказал Рентген мистеру Дымшанскому и постучал по оправе очков. — Я вижу вас насквозь, Мамочка. У вас такое большое, просто здоровущее сердце.
У последнего мальчика то ли не было настоящего имени, то ли не было прозвища. И мистер Дымшанский, и Рентген называли его Зеро — ноль.
— Знаешь, почему его зовут Зеро? — спросил мистер Дымшанский. — Потому что у него в голове пусто — полный ноль. — Воспитатель улыбнулся и потрепал Зеро по плечу.
Зеро молчал.
— А вот он — Мамочка! — сказал кто-то из мальчишек.
Мистер Дымшанский снисходительно улыбнулся.
— Можешь называть меня Мамочкой, Теодор, если тебе от этого легче. — Он повернулся к Стэнли. — Если у тебя возникнут какие-то вопросы, Теодор тебе поможет. Слышишь, Теодор? Я на тебя надеюсь.
Теодор сплюнул сквозь зубы. Несколько мальчишек завопили, что нужно соблюдать чистоту в «доме».
— Вы все были когда-то здесь новичками, — сказал мистер Дымшанский, — и знаете, каково это. Я уверен, что все вы будете помогать Стэнли.
Стэнли смотрел в землю.
Мистер Дымшанский ушел, и мальчишки тоже потянулись прочь, захватив с собой полотенца и смену одежды. Стэнли был рад, что его оставили в покое, но ему так хотелось пить, что казалось — он умрет, если немедленно не напьется.
— Э-э… Теодор, — позвал он, идя вслед за мальчиком. — Ты не знаешь, где можно набрать воды?
Теодор круто обернулся и сгреб Стэнли за ворот.
— Мое имя — не Тео-до-ор, — рявкнул он. — Меня зовут Подмышка. — И швырнул Стэнли на землю.
Стэнли
— На стене рядом с душевой есть водопроводный кран.
— Спасибо… Подмышка, — выговорил Стэнли.
Мальчишка повернулся и ушел, а Стэнли, хоть убей, не мог представить себе, как это человеку может захотеться, чтобы его называли Подмышкой.
Почему-то ему теперь было немножко легче думать о том, что придется ложиться в койку, где спал мальчик по имени Тошниловка. Может, его так прозвали в знак уважения?
Стэнли принял душ — если только это можно назвать душем, пообедал — если только это можно назвать обедом, и лег в кровать — если только можно назвать кроватью вонючую койку, в которой у него тут же начало чесаться все тело.
Воду приходилось экономить, поэтому каждому воспитаннику позволялось пробыть в душе ровно четыре минуты. Стэнли потратил почти все свои четыре минуты на то, чтобы привыкнуть к холодной воде. В душе просто не было ручки крана для горячей воды. Он вставал под струю и тут же снова отскакивал, пока вода не отключилась автоматически. Стэнли так и не успел намылиться, да оно и к лучшему, ведь ему все равно не хватило бы времени на то, чтобы смыть пену.
На обед им дали нечто вроде тушеного мяса с овощами. Мясо было бурое, овощи когда-то имели зеленую окраску. На вкус они не отличались друг от друга. Стэнли съел все и подтер соус кусочком белого хлеба. Стэнли никогда не оставлял еду на тарелке, независимо от ее вкуса.
— Что ты сделал? — спросил его какой-то мальчик.
Стэнли сначала не понял, о чем он.
— Тебя же не просто так сюда прислали.
— А, — сообразил Стэнли. — Я украл пару кроссовок.
Мальчишки страшно развеселились. Стэнли не мог понять, почему им так смешно. Может, потому, что их прислали за гораздо более тяжелые преступления, чем кража пары кроссовок.
— Из магазина спер, или они были у кого-то на ногах? — спросил Кальмар.
— М-м, ни то ни другое, — ответил Стэнли. — Это были кроссовки Клайда Ливингстона.
Никто ему не поверил.
— Ливингстон — Бесподобные Ножки? — воскликнул Рентген. — Ага, как же!
— Черта с два, — сказал Кальмар.
Стэнли лежал на своей койке и думал, что это и правда смешно. Когда он говорил, что ни в чем не виноват, ему не верили. А теперь он говорит, что украл эти кроссовки, и опять никто не верит.
Клайд Бесподобные Ножки Ливингстон — знаменитый бейсболист. Он уже три года ведет счет в Американской лиге по взятым базам. Кроме того, он — единственный игрок в истории бейсбола, которому удалось пробить четыре трипла за одну игру.
В спальне у Стэнли висит плакат с его изображением. Во всяком случае, раньше висел. Стэнли не знал, где он сейчас. Полиция забрала плакат в качестве вещдока по его делу.