Ян

Гавальда Анна

Черт побери. Никаких сокровищ.

Я огляделся. Постарался понять, где же нахожусь, как все это устроено и что я вообще делаю в этой дыре. Непонятно.

В конце концов дверь отворилась за моей спиной. Я обернулся, широкой улыбкой заменив букет цветов. Увы, моя улыбка на ходу завяла.

Да уж, такого я и представить себе не мог.

Неужели все настолько запущено?

Она указала подбородком на сарай. Если я не найду его там, то должен буду пройти до конца дороги и поискать на склонах холма.

— Или его, или собаку! Если увидите собачий хвост, значит, и человек неподалеку!

Она веселилась от души.

Я уже отошел на

пару шагов, когда она прокричала мне вслед:

— И напомните ему, что у Тома в шесть тренировка! Он поймет! Спасибо!

Я был потрясен. Хотя обычно я очень внимателен к людям, но я не смог бы вам ее описать. Ни ее лицо, ни одежду, ни даже цвет ее волос. Единственное, что мне запомнилось, было тем, на что я безуспешно старался не смотреть: ее костыли.

В-двенадцатых, твердая земля

На что я, собственно говоря, рассчитывал?

Не знаю…

На что-то более солидное…

На некую сцену.

Красивую сцену.

Как в романе или в кино.

Особенный свет, величавое небо и мужчина, стоящий на этом фоне.

Да, именно так: мужчина, стоящий с… уф… с чем-то навроде секатора в руке.

И музыкальное сопровождении момента встречи. Пусть звучат трубы из «Звездных войн», «Полет валькирий» или еще какая-нибудь ерунда.

Вместо всего этого я стоял на пороге сарая в тусклом свете неоновой лампы, какой-то пес обнюхивал мои причиндалы, а музыкальным фоном служили остроты «Больших голов» [66] .

Неплохо, мой мальчик, неплохо…

Эй, да твоя жизнь — это даже не верблюд, это вообще какой-то мутант!

Сколько я ни щурил глаза, мне никого не удавалось разглядеть.

— Есть кто-нибудь?

Из-под капота трактора (не знаю, есть ли у тракторов капот, и вовсе не уверен, что тот агрегат назывался трактором), ругнувшись, вылез лохматый мужик.

66

Культурно-юмористическая радиопередача, в эфире с 1977 года.

— Здрасьте, — проворчал он, — вы страховщик, да? Паркер! Господи, ко мне!

Ужас.

Уф… Нельзя ли еще раз с начала, но уже без собаки?

Он осмотрел меня с ног до головы. Чувствовалось, что он сомневается. Что, для страхового агента я был недостаточно опрятно одет?

Поскольку я ничего не отвечал, он повернулся ко мне спиной:

— Могу я вам чем-то помочь?

И тут…

И тут меня прорвало:

— Нет, — сказал я, — нет. Вы не можете, зато я могу… Я для этого и приехал. Чтобы помочь вам. Простите. Здравствуйте. Меня зовут Ян. Я… уф… (он обернулся) я вчера вечером познакомился с Исааком Моизом. Он пригласил меня поужинать, а поскольку мы пили ваше вино, рассказал мне о вас. Он рассказал мне вашу историю и про… про болезнь вашей супруги и… и все прочее. Он мне сказал, что вы разуверились, устали, приняли решение продать виноградники и что… (теперь он разглядывал мое лицо, а я отводил взгляд, чтобы не дать слабину, и пересчитывал масляные пятна на его спецовке) но… но нет. Вы не будете их продавать. Вы не будете их продавать, потому что ради вас я бросил свою работу. Свою работу, жизнь, подругу, все… Ну то есть нет… не ради вас, а ради себя, и я… в общем… Моиз до лета одолжит мне свой дом, у меня есть руки, ноги, справка о том, что я здоров, я бретонец, упрямый, ничего не понимаю в вине, но научусь. Я быстро учусь

тому, что мне интересно. А еще у меня есть права. Я могу водить машину. Могу ездить за продуктами. Могу готовить еду. Если хотите, могу сейчас отвезти Тома на его тренировку. Я могу делать все, что ваша… все, что делала Ариана и что теперь ей не по силам. И мои родители тоже вам помогут. Мой отец работал бухгалтером, он сейчас на пенсии, но по-прежнему быстро считает и поможет вам всем, чем сможет, я в этом уверен. К тому же они с моей матерью являются членами своего рода клуба пенсионеров, которые путешествуют по всей Европе на своих автокемперах, и к сбору винограда, вот увидите, они все к вам приедут… Они приедут вместе со своими друзьями англичанами, итальянцами, голландцами, всей компанией. И гарантирую вам, что все изменится, эти люди, они с вас денег не возьмут, еще и за честь почтут! Не продавайте, Пьер… Все, что вы делали до сих пор, это слишком прекрасно… Не надо опускать руки.

Тишина.

Глубокая тишина.

Тягостная тишина.

Гробовая тишина в мертвенном свете неоновых ламп.

Этот тип смотрел мне прямо в глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций. Принимал ли он меня за сумасшедшего? А может, он уже давно на все забил? Может, он уже подписал какие-то бумаги? Может, он бы предпочел, чтоб я оказался страховщиком? Ликвидатором? Помощником нотариуса? Подбирал ли он выражение покрепче, чтоб отправить меня туда, откуда я явился?

Оттачивал ли слова, чтобы доходчиво объяснить всю наглость и тщеславие этой нелепой выходки парижского неженки, не нашедшего себе места в жизни, искателя приключений в биоформате?

А может, он глухой? Или же совсем тупой? Уф… а он ли тут хозяин? Он ли Пьер Каванес? Знает ли он моих соседей по подъезду? Может, он просто сезонный рабочий? Или автослесарь, ремонтирующий трактора?

Понимает ли он по-французски?

Эй, благородный туземец, твоя понимать, что моя тебе говорить?

Все это продолжалось целую вечность. Мля, дело пахнет керосином, как сказал бы мой приятель каменщик. Я уже не знал, стоит ли мне подойти поближе или бежать отсюда со всех ног.

Проблема заключалась в том, что уходить мне совсем не хотелось. Слишком уж издалека я приехал и слишком долгий проделал путь. Я не мог.

Лампы гудели, потрескивал радиоприемник, пес не вмешивался, я ждал. В руках я по-прежнему сжимал этикетку от вина, а сам четко следовал инструкции, полученной от моего друга Исаака: тешил судьбу.

Выглядел ли я гротескно? Была ли гротескной сама ситуация? Ну и ладно. Тем хуже для меня. Пусть я снова получу под зад коленом, но не покину своего гнезда. Больше не покину. Теперь уже никогда.

Хватит с меня моего добродушия. От него все равно никакого толку.

— Во как… — заговорил он наконец, — вы что же и впрямь столько выпили?

Его лицо по-прежнему выглядело непроницаемым, но капелька зубоскальства, словно певучий штрих, примешалась к вопросительной интонации.

Я улыбнулся.

Он еще немного на меня посмотрел и снова занялся мотором.

— Так значит, это Моиз вас прислал…

— Он самый.

Молчание. Долгое молчание.

«Большие головы».

Чувствую себя неловко.

Спустя какое-то время… не знаю… быть может, минут десять, пятнадцать, двадцать, он поднял голову и указал мне взглядом на руль:

— Давай-ка. Прокатись, посмотрим, как оно.

И я поехал.

Чтобы посмотреть, как оно.