Яна
Шрифт:
– Ты о чём? – спросила Яна.
– О Наташке! Это же «Интер»… Ну, в смысле… твоя подруга.
– Наташка… Наташка может и сотню… Наташка.
Яна бросила в окно сигарету и набрала номер телефона.
Глава 3
Официант, молодой человек лет двадцати пяти, хоть и не атлет, но размеров внушительных, видимо, успешно освоил движение с подносом и между столиков скользил уверенно, попутно исполняя заказы клиентов. На столик у окна он
– Ваш кофе, пожалуйста! – вежливым басом произнес он.
– Спасибо, – кивнула Яна.
– Приятного дня, – пожелал вежливый бас и удалился.
– Какой огромный! – восхитилась Наташа. – Такие ручище, и не расплескал! – добавила она, глядя на маленькую чашечку с кофе.
– Не отвлекайся, – попросила Яна.
– Да, ну так вот, – сказала Наташа и пригубила кофе, – такое чувство… Я до сих пор… такое волнение… Сердце стучит… это что-то… Потрясающе! Я уже снова хочу что-нибудь украсть! Кстати…
Спохватившись, она принялась выкладывать на стол пачки купюр.
– Ты просила – держи. Хочу от них избавиться. Они, как чужие. Зачем взяла?! Но это было круто!
– Взяла хотя бы рюкзак, – с досадой сказала Яна, складывая деньги в свою сумку. – Мы же говорили о сотне, Наташ, это ни о чём.
– Давай ограбим твой банк! Залезем ночью…
– Наташа, ты обещала попросить, занять, я не знаю… хотя бы сотню. Через неделю – клянусь!
– Не грузи. Обещала – возьму.
– Теперь он не даст тебе ни копейки.
– О чём ты? Он даже не заметит! Всё, хватит о деньгах. У нас это неприлично – дурной тон.
– В вашем борделе все наоборот, это какой-то… – Яна не смогла подобрать приличное слово.
– О, презренное ханжество профана! – воскликнула Наташа, словно взойдя на сцену. – Жизнь – буйство глаз и половодье чувств! Убей в себе ничтожество! Прочь предрассудки! Когда заходит солнце – всё едино. Томление плоти, трепет ожидания. Великое безмолвие!.. И вдруг неистовый, срывающий оковы, брутальный образ Диониса! Ты вся дрожишь, и крик истомы, и пафос обретенья бытия! Потом свобода!
– Забавно, – одобрила Яна. – Из новой роли, да? Наташ, как на счет папика?
– Ты опять?! Вспомни о сцене, Яна, девочка моя! Любовь и смерть! Игра страстей! Медея, Дездемона, Клитемнестра! Возвращайся! Брось эту жажду ничтожных тщетных благ!
Наташа откинулась на спинку стула и сменила тон на деловой.
– Папик даст мне любую сумму… Чёрт! – Она вдруг изменилась в лице. – Я обещала, у него же суд… был… вчера. А если его посадили? Надо узнать. – Наташа посмотрела на часы и поднялась. – На счет денег… – Она что-то прикинула в уме. – Жди здесь, я привезу, – сказала Наташа и пошла к выходу.
– Привезу… – повторила Яна, глядя ей вслед. – Серьезно? А если нет… – вслух подумала она, прикуривая сигарету. – А я,
Цифры на дисплее телефона отображали текущий курс рубля: 30.154; 30.179; 30.192
– Ух ты! Время! – прошептала Яна и ткнула сигарету в пепельницу.
***
В административной высотке, на самом верхнем этаже, в своем кабинете президент холдинга «Интер-групп» Павел Янович, комфортно расположившись в кресле, дымил сигарой.
Управляющий «Такер-банком» Лев Таккере, поправляя очки, курсировал вдоль стола.
В свои сорок четыре он выглядел лет на тридцать, и ролью младшего партнера пользовался весьма умело. Ему прощали шалости, принимая их за ошибки, по-отечески журили и прикрывали.
С Павлом Яновичем они работали давно и не всегда в рамках закона. Льва Таккере это никогда не смущало, но в этот раз он чувствовал, что зашел слишком далеко. Дело было не в законах – пересекались интересы крупных структур, это было чревато большими неприятностями. Ему хотелось соскочить, но деньги – есть деньги.
– Я делаю всё, что в моих силах, но я не волшебник! – оправдывался Таккере. – К тому же газеты пишут о поджогах… умышленных, и…
– Лёва, пострадали люди! – перебил Павел Янович. – Самое время проявить сострадание. Помоги деньгами, кредитом, а закладные сюда, на стол. – Павел Янович убедительно ткнул пальцем в подлокотник кресла.
– Я ценю ваш масштаб, Павел Янович, но в свете последних событий… Я действую в ваших интересах, и свое умножаю, да, но под угрозой моя репутация…
– Лёва хочет поторговаться?
– Павел Янович, мой банк… – Таккере всегда как-то светлел, преображался, когда говорил о своём, светлел и бронзовел одновременно. – Мой банк, вся моя жизнь…
– Вся твоя никчемная жизнь не стоит и гроша, а я тебе плачу, за что, Господи, за вывеску! – Павел Янович умел опустить собеседника на землю, а иногда даже на пару метров ниже.
– Павел Янович, сейчас главное верфи, – убеждал Таккере, – я сосредоточен на контракте с немецким правительством, а потом…
– Здесь я решаю, – вновь перебил Павел Янович, – что главное, а что потом.
Он уже подустал от ставшего пустым разговора, но вставая, вполне дружелюбно добавил:
– Не забывайся, Лёва!
– Ситуация меняется. Эти сделки…
– Эти сделки не стоили тебе ничего! По закладным получишь реальные деньги.
Павел Янович подошел к столу, что-то прикинул на калькуляторе, пыхнув сигарой, приобнял Таккере за плечи и повел его к выходу.
– За леспромхоз получишь два миллиарда, – сказал Павел Янович, подводя Таккере к двери. – Два, Лёва, два… миллиарда. Вопрос закрыт?