Янкелевич в стране жуликов
Шрифт:
Антон трясущимися ободранными пальцами принял из его рук папироску с анашой, но курить сразу не стал. А, вернувшись на свое место, снял ботинок, извлек из под стельки бумажную сторублевку старого образца, оторвал от нее кусок и приспособил к папиросе на подобии мудштука. Его действиями заинтересовался нейтрально сидевший в сторонке Николай Янкелевич.
– Что делаешь?
– спросил он.
– "Пятку", - пояснил Антон.
– Знаешь как фильтр у сигареты пропитывается никотином, так и "пятка", когда докуришь, пропитается анашой. Потом, чтобы "догнаться", ее можно вставить в нос и подышать или мелко порубить и тоже покурить.
Заметив интерес Янкелевича, его окликнул Ангел:
– Эй, американец, хочешь косячок забить
Николай подошел к нему, взял папиросу, понюхал и спросил:
– Марихуана?
– По-вашему - марихуана. А по нашему - анаша.
– Вы последователи Джа?
– снова спросил Николай.
– Это что за хрен с горы?
– в свою очередь спросил Ангел.
– Джа - бог и покровитель курильщиков марихуаны. Он типа Иисуса Христа для наркоманов. Настоящее имя бога Джа - Рас Тафари. Африканские рабы, вывезенные на Ямайку, тайком поклонялись ему, раскуривая марихуану, которая на их языке называется "кайя". А еще этим же словом они называют дерево и мужской член. Со временем культ бога Джа распространился на всю Америку. Я как-то попал на одну вечеринку, где собрались парни и девушки из хороших семей, которые называли себя "растоманами" в честь Раса Тафари. Любимое их занятие накуриться марихуаны и слушать музыку реггей, типа "UB-40" или Боба Марли.
– У нас тоже есть группехи, под которые хорошо балдеть под кайфом: "Мистер Кредо", "Джа Дивижн". Торчковый музон!
– поддержал тему Ангел.
Пока Янкелевич и Ангел вели эстетские разговоры о наркоте, большинство других обитателей 213-й под ее влиянием совершали обратную эволюцию от человека к обезьяне. Венька чувствовал себя очень неуютно, словно заблудился в дремучем лесу. Обкурившиеся пацаны теряли человеческий облик. Они рычали и бросались друг на друга, как дикие звери. Гримасничали и беспричинно хихикали, подобно приматам. Ситуация становилась напряженной и грозилась вылиться в нечто непредсказуемое, но обязательно нехорошее. Так и случилось.
Дверь 213-й лязгнула металлическим запором и распахнулась. Это контролер, привлеченный доносившимся из камеры шумом, решил выяснить его причину. При этом он нарушил инструкцию, строжайше запрещающую заходить в камеру в одиночку, вне зависимости кто там находится: злобные рецидивисты или детишки-подростки. Нарушение инструкции он усугубил еще и тактической ошибкой, решив разнять боровшихся на полу двух пацанов. Ухватил их за шкирки и только хотел стукнуть лбами для острастки, как вдруг почувствовал острую боль под лопаткой. И тут же чьи-то руки сомкнулись у него на горле, лишая возможности дышать и кричать. Произошедшее было неожиданностью не только для него, но и для большинства пацанов. Они с ужасом наблюдали, как Наиль добивал контролера окровавленной заточкой, изготовленной из супинатора, а Ангел рвал из ослабевших рук прапорщика связку с ключами. Расправившись с сотрудником СИЗО, Наиль обвел пацанов диким, ошалелым от наркоты и убийства взглядом и свирепо прошипел:
– Если хоть одна сука пикнет, замочу, нахер!
Но и без предупреждения никто не собирался кричать, все стояли как в ступоре. Ангел уже завладел ключами. Он выпрямился и приказным тоном, который словно отобрал у прапорщика вместе с ключами, отчеканил:
– Всем слушать меня! Сейчас тихо и аккуратно все дружно рвем отсюда когти. Если хоть одна падла закричит и поднимет тревогу, пусть пеняет на себя. За контролера будем солидарно отвечать. В этой мокрухе все замазались. Значит так, сейчас тихонечко выходим отсюда. По внутренней лестнице пробираемся на вышку. Там еще один охранник. Вырубаем его. Потом перелезаем на крышу прогулочных двориков и спускаемся вниз на улицу. Быстро свяжите простыни. По ним и спустимся. Всем все ясно?!
Пацаны с круглыми от испуга глазами усиленно закивали и тут же бросились связывать простыни. Ангел выглянул в коридор. Убедившись, что там никого нет, снова распорядился:
– Все чисто. Давай вперед по одному. Дергайте к лестнице, как договорились. И чтобы тихо! Мы идем
Пацаны выскользнули за дверь и гуськом побежали по коридору. В камере остались только Ангел, Наиль, Янкелевич и Морев. Венька бежать не собирался. Он переместился в угол, на случай если придется драться. Сокамерники могли счесть его ненужным свидетелем, которого нельзя оставлять живым. А вот Янкелевич, казалось, испугался значительно сильнее подростков. Он, словно соляной столб, застыл посреди камеры и не двигался с места, тараща белки глаз. Ангел ткнул его пальцем в грудь и безапеляционно заявил:
– Американец, пойдешь с нами!
Николай замотал головой, показывая, что не желает никуда трогаться с места. Тогда Ангел с холодным блеском в глазах отчеканил, кивнув на распростертое тело контролера:
– Пойдешь или ляжешь рядом с ним!
Янкелевич попятился назад и оказался рядом с Венькой. Татарин, помахивая заточкой, хищно смотрел на них, ожидая команды "фас". Но ее не поступило. Ангел вдруг смягчился и сказал:
– Дураки вы оба. Я же ваши шкуры спасаю, а вы артачитесь. Тебя Морев, если не в СИЗО, так на зоне, точно завалят в отместку за Грина. Организация не оставляет безнаказанной убийство своих членов. А на тебя, американец, тоже "малява" пришла. Ты в Москве, оказывается, очень серьезных людей кинул. Местной братве приказано очко тебе порвать и солью посыпать. Не знаешь почему? Хотите, оставайтесь. Силком вас не потащим. Только еще знайте: мы с корешами договорились мокруху контролера на вас двоих свалить. Решайте короче. Идете или нет?
Николай за дни проведенные в камере расширил свой словарный запас жаргонными выражениями и, хотя не все из сказанного Ангелом понял, но смысл уловил. "Куда ни кинь, везде клин" - всплыла у него в памяти еще одна поговорка Вулфа. Ход веньких размышлений был примерно тем же, только он вспомнил другую поговорку: "Семь бед, один ответ".
– Идете или нет?
– повторил вопрос Ангел.
Оба, Янкелевич и Морев кивнули. Ангел усмехнулся и произнес:
– Тогда двигайте за мной. И никаких фокусов. Наиль пойдет за вами следом. Шаг влево, шаг вправо - побег. Только кто из вас рыпнется, замочим, как с добрым утром.
В указанном порядке все четверо вышли в коридор. Едва они достигли лестницы, ведущей на вышку, наверху послышались выстрелы и крики. Тут же в СИЗО поднялась тревога. Четверка беглецов испуганно переглянулась. Путь наверх был явно перекрыт. Стрелял, видимо, охранник на вышке. В воздух или по пацанам, стремящимся подобраться к нему неизвестно, но и то, и другое было плохо. Задуманный коллективный побег был близок к провалу и грозил всем участникам печальной перспективой в виде обработки резиновыми дубинками и новым багажом статей обвинения.
Наиль явно запаниковал. Дико, как затравленный зверь, он начал натурально выть. Ангел с разворота отвесил ему звучную пощечину и зло прошипел:
– Заткнись, придурок! Еще не все потеряно. Эти двое, - он кивнул на Николая и Веньку, - будут нашими заложниками. Не ссы, прорвемся.
Янкелевичу и Мореву сложившаяся ситуация и так очень не нравилась, а становиться заложниками обкуренных отморозков не хотелось тем более. Николай, как старший по возрасту, взял инициативу на себя. Он провел только два удара: хук левой и апперкот правой, но оба плохих парня, Наиль и Ангел свалились, как подкошенные. В отсутствии рефери счет было открывать некому, поэтому Николай не стал дожидаться, чтобы узнать послал он их в нокаут или в нокдаун, а, схватив за руку Веньку, бросился бежать. У них не было определенной цели, они просто, что есть духу, неслись по коридору под аккомпанимент тревожной сигнализации. В конце коридора была какая-то дверь, которая оказалась открытой и вела на лестницу. Опомнились они только, когда взобрались на чердак. Тут было темно и тихо. Зато внизу шла капитальная кутерьма. Яростный топот, носившейся по этажам, охраны, болезненные вопли пойманных пацанов и грохот дверей, производимый подследственными, чей законный ночной покой был нарушен, разносились далеко вокруг.