Янки в мундирах
Шрифт:
Наконец, ружье умолкло; они поползли вперед, приостановились, еще приблизились.
— Вероятно, вышли патроны, — сказал Уэсселс, поднимаясь на ноги. Солдаты последовали за ним. Индеец был мертв, в него попало по меньшей мере с десяток пуль.
Ружье оказалось под ним, а позади него лежали две женщины — два замерзших трупа. Должно быть, увидев, что скво умирают, индеец свернул с главного следа, чтобы остаться с ними до конца.
Один из сержантов показал на раны шайена: — Живучие, — прошептал он.
Вечером, когда разбили лагерь, пошел снег,
На пути им попался одинокий домик ранчеро, окруженный загоном для скота; из трубы вился голубой дымок.
Уэсселс первым подъехал к домику и вызвал хозяина. Тот вышел, улыбаясь, вытирая руки грязным полотенцем; за его ноги цеплялись двое белоголовых ребят.
— Здорово, военный, — кивнул он.
Его жена, высокая, голубоглазая женщина, вышла с двумя ведрами и направилась к колодцу.
— Хороша погодка, — осклабился хозяин.
— Совсем лето, — поддакнул Уэсселс. Ему трудно было говорить.
— Не запомню такой погоды среди зимы. Из форта Робинсон, военный?
Уэсселс молча кивнул.
— А как там наверху? Ненастье?
— Холодно, — сказал Уэсселс.
— Да и у нас еще вчера было холодно.
— Вы не видели индейцев поблизости? — спросил Уэсселс напрямик.
— Парень, который пасет мое стадо, видел кого-то к югу отсюда. Он говорит, что прямо глядеть страшно.
— Индейцев?
— Может, и индейцев. Говорит, что глаза бы его не глядели. А он трезвый был, мистер. Говорит…
— Ладно, ладно, — резко оборвал его Уэсселс. — Сколько их было?
— Да вы не горячитесь, мистер, — сказал ранчеро. — Я-то ведь не видел. Пастух говорил, что…
— Сколько? — гаркнул Уэсселс.
— Ладно, военный, пусть будет по-вашему. Он говорит — около двадцати. Может, больше, а может, меньше.
— Пешие?
— Пешие, мистер, пешие.
Отряд двинулся на юг, по мягкой земле прерий. Кавалеристы гнали лошадей с холодным бешенством, охваченные неудержимым желанием уничтожать, чтобы искупить уничтожение. Они пересекли границу Вайоминга, выбрались на старую шайенскую дорогу, ведущую к Черным Холмам, и к вечеру увидели бревенчатую почтовую станцию. Там они получили более точные сведения. Два ранчеро, возвращаясь с пастбища после полудня, видели шествие страшных призраков, словно вышедших из преисподней.
Уэсселс слушал и кивал головой. Кавалеристы, остановившись, начали было отпускать подпруги. Уэсселс дослушал до конца и вскочил в седло. Было что-то зловещее в том, как кавалеристы
Они заметили свет шайенского костра, отъехав всего лишь на пять миль от станции. Теперь Уэсселс не видел надобности торопиться; он чувствовал, что это конец погони, а также конец многого другого. Отряд медленно ехал вперед; копыта лошадей ступали почти беззвучно по размякшей земле.
Все же шайены, видимо, слышали их приближение. Когда отряд подъехал к костру из сухого бизоньего навоза, уже никого не было. Уэсселс и солдаты ждали, а разведчик-сиу отправился вперед, согнувшись над следом; немного спустя он вернулся.
— Где они? — спросил Уэсселс.
— Вон там, в бизоньей яме.
Уэсселс был очень спокоен. Он чувствовал себя старым, измученным, и ему больше всего на свете хотелось спать. Он подозвал Бекстера и с расстановкой сказал ему: — Мы окружим их, возьмем в кольцо, ясно? Разведите людей по местам, пусть там и спят. Грязь? Наплевать на грязь. Разведите по местам, пусть там и спят. Поставьте цепь из двадцати патрульных, но только позади солдат; я не желаю, чтобы они перестреляли друг друга. И пусть лошадей отведут подальше. Вы можете оставить свою лошадь при себе, и я свою оставлю, но остальных пусть расседлают и отведут подальше. Понятно?
Бекстер кивнул. Уэсселс засыпал стоя. Как только шайены были окружены, он разостлал одеяло, лег, положив голову на седло, и сейчас же заснул.
Уэсселс проснулся перед рассветом и, опираясь локтем на подложенное под голову седло, смотрел на восходящее солнце. Постепенно, по мере того, как серый утренний туман поднимался, все яснее вырисовывался пологий склон бизоньего овражка; где-то там, в грязи, притаилось десятка два шайенов; но так обманчив был мирный покой пейзажа, что Уэсселс уже спрашивал себя, не пустую ли яму они окружили.
Вдали, на изгибе волнистой равнины, он видел противоположный край оцепления, — черные фигурки часовых, патрулирующих свои участки, смутные очертания спящих солдат. Трудно было предположить, чтобы кто-нибудь мог пробраться через эту двойную цепь.
Он встал и расправил сведенные мышцы. Было очень тепло, скорее похоже на раннюю осень, чем на зиму. Он шел мимо спящих людей до тех пор, пока не отыскал горниста, — минуту спустя раздались звонкие звуки побудки.
И все еще бизоний овражек не подавал никаких признаков жизни. Пока люди ели неразогретый завтрак, Уэсселс разыскал разведчика-сиу и спросил его:
— Ты уверен, чорт тебя дери, что они там?
Разведчик пожал плечами: — След привел туда, никто оттуда не выходил.
— Мы будем наступать со всех сторон, — сказал Уэсселс Бекстеру.
— А это не рискованно?
— Прикажите людям целиться ниже. Земля слишком мягка, чтобы задержать пулю.
— Вы не думаете, что следовало бы поговорить с ними?
— Поговорить с ними?
— Метис здесь.
— Да они же не хотят сдаваться, — сказал Уэсселс. — Они хотят умереть, — они ничего другого не желают.