Янмэйская охота. Том I
Шрифт:
– Сегодня – никуда, – ответил Хармон. – Еще многое не готово для большого полета. Поднимем шар на веревке футов на сто, убедимся, что держится в небе, да и опустим.
Девушка приуныла, и Хармон погладил ее по плечу:
– Ничего, дорогая, уже скоро. Пара недель – и полетим!
Тем временем шар ожил. Наполненный всего на четверть, складчатый и дряблый, он уже тянулся в небо.
– Пора снимать с крюка, – заявил Гортензий.
Недолго поспорили о мужской смелости, и Онорико вызвался залезть на башенку. Залез, на четвереньках прополз по балке и снял с крюка петлю на макушке
– Славный, позволь мне сегодня, – сказала Низа. – На сто футов…
– Прицепи корзину, мастер Гортензий! – приказал Хармон.
– Зачем она нужна? Только водорода больше пойдет.
– Испытаем груженый, пущай поднимет человечка.
Гортензий дал команду слугам, и те приволокли корзину. Ее привязали к концам сети, накрывавшей шар, и тот сразу просел, но скоро снова воспрял, впитав несколько пузырей водорода.
– Сажай человечка, – велел Гортензий.
Хармон за руку подвел Низу к корзине. Однажды она уже поднималась в небо – когда проверяли ветер на высоте, – но тогда с нею был Гортензий. Теперь девушка села в корзину одна. Видимо, это много значило для нее. Лицо Низы стало светлым, как у младенца, глаза засияли предчувствием чуда.
– Что мне делать?.. – робко спросила Низа.
Гортензий ответил:
– Да ничего, смотри себе и радуйся! Мы тебя поднимем, а потом опустим.
И слуги стали помалу травить веревку.
Под свисты мальчишек шар пополз верх. Низа притаилась в корзине, крепко сжав поручень.
– Не лопнул, – отметил лакей.
– Дай срок, – возразил второй.
Корзина поднялась уже выше голов. Хармон поймал взгляд Низы – она беззвучно смеялась от счастья.
– Трави еще!
Вращая маховик лебедки, слуги выпускали трос ярд за ярдом. Шар поднялся выше башенки, выше деревьев, выше дома.
– Как себя чувствуешь? – крикнул Хармон.
– Все очень хорошо! – Низа помахала ему и Гортензию, и мальчишкам.
И вдруг порыв ветра метнул шар в сторону. Трос заскрипел, лебедка вздрогнула.
– Стопори! – крикнул Гортензий.
Слуга – новичок в полетном деле – отпустил маховик и потянулся к стопорному рычагу. Шар дернулся на ветру, маховик вырвался из рук второго слуги и с бешеной скоростью завертелся. Шар понесся прочь от поместья.
– Держи! Лови! Улетит! – завопил в панике мастер Гортензий.
Слуги пялились на лебедку, боясь подступиться – с такою скоростью она крутилась. Рико кричал с башенки:
– Остановите ее, ишачьи дети!
Мальчишки визжали. Шар несся по ветру, быстро уменьшаясь в размерах.
Вот в эту минуту Хармон понял, что ни капельки не любит Низу. Взбесившийся небесный корабль нес девушку неведомо куда, и если бы Хармон любил, то сейчас орал бы от ужаса. Но он не утратил покоя. Хладнокровно огляделся по сторонам, нашел глазами нужный предмет, мысленно сказал Низе: «Пускай не люблю, но и не дам тебя в обиду». Схватил лопату, подбежал к лебедке и огрел по стопорному рычагу. Лебедка грохнула, заскрипела, затрещала – и прекратила вращение.
– Так-то!
Довольный собой, Хармон отбросил лопату. Секунду спустя веревка выбрала
Хармон застыл истуканом и глядел, глядел вослед. Небесный корабль уменьшился до размеров яблока, ореха, горошины.
– Чего все стоите, спали вас солнце?! – кричал Рико. – Быстро в погоню! Она же разобьется о скалы! Живей в седло! Дайте мне коня!
Не было тут никакого коня, да и смысла в нем не было: ветер не догонишь.
Пускай не любовь, но что-то все же жило в сердце Хармона. В глазах у него потемнело, голова закружилась, все подернулось пеленой. Он еле мог видеть пятнышко шара на синеве неба. Да и к лучшему, наверное: не стоило ему видеть, как корабль размажется о скалу. Хармон сел и закрыл лицо руками.
– Эй, он вроде падает! – крикнул мальчишка.
– Падает, но как-то медленно…
Мастер Гортензий хлопнул в ладоши:
– Ха-ха! Там есть клапан, чтоб стравить водород. Видать, Низа его нашла. Девица с головой!
Вечером шар нашли на восточном конце долины и телегой привезли в поместье. Низа была совершенно цела, а даже если бы сломала себе что-нибудь, то, пожалуй, не заметила бы этого. Гордость переполняла девушку, она не могла думать ни о чем, кроме одного:
– Конь, что скачет по небу! Я правила небесным конем!
Хармон попытался извиниться перед нею. Он – идиот. Коли в корзине человек, надо было привязать вторую веревку. И лебедку нельзя было резко, надо было – потихонечку. Прости, Низа, что тебе такой дурачина достался.
Низа так и не поняла, что стала жертвой несчастного случая. Она решила: Хармон намеренно порвал веревку. Она обняла его, поцеловала в щеку и шепнула:
– Спасибо, славный! Мне так повезло с тобой!
Через неделю после испытания, накануне Весенней Зари, во двор хармонова поместья въехала карета. Дорожная пыль, покрывшая белый с золотом экипаж, не могла скрыть его великолепия. В упряжке шли четверо крепких рысаков, подле возницы на козлах сидел стражник с арбалетом, на запятках – двое слуг в ливреях. Быстро миновав подъездную аллею, карета обогнула высохший фонтан и распахнула двери у парадного входа в дом. Воспользовавшись помощью слуги, из кабины вышла пара господ.
Время было послеполуденное, весеннее солнце уже давало о себе знать. Разморенный сытостью и зноем, Хармон выбрел навстречу гостям как был – в халате и сандалиях, поглаживая брюшко. Да так и застыл на крыльце, стремительно краснея от стыда. Гости лоснились роскошью. Каждая пуговка, каждая ниточка дорогих платьев была в идеальной исправности, каждый дюйм ткани отутюжен, каждый волос на голове напомажен и прилизан. Мужчина, ровесник Хармона, держался с такою привычной, вросшей в кожу уверенностью, будто владел всем, на что падал его взгляд. Женщина – достигшая, видимо, сорока лет и неоднократно рожавшая – не блистала красотой, однако была слепяще великолепна: от пяток до макушки ухоженная, пышущая истомой, благоухающая драгоценным парфюмом. Даже такой невежа, как Хармон, сразу понял, что перед ним белокровная леди, дочь белокровной и внучка белокровной.