Яноама
Шрифт:
«Не знаю,— ответила я.— Что я слышала, то вам и сказала. А уж вы сами решайте, идти вам или нет».
Вперед выступил один из воинов и сказал: «Саматари — мои друзья. Когда я приду, они встретят меня с почетом. Тушауа Риокове и его брат Хайкиаве всегда меня принимают как дорогого гостя. Эта женщина лжет, она все придумала». «Да, я лгу и все выдумала,— с яростью ответила я.— Но когда в живот тебе вонзится стрела, ты подумаешь, если успеешь: «Да, эта лгунья говорила правду». Воин усмехнулся: «Что ты сегодня неспокойная». «Да, неспокойная. Я вас предупредила, а вы говорите, что я все выдумала из страха». Тогда Рашаве сказал: «Я ей верю. Они уже не раз так делали. Вначале притворяются друзьями, а потом внезапно нападают. Но я пойду, чтобы никто не подумал: «Наш тушауа испугался». Приготовьтесь, скоро тронемся в путь». Это было в последний раз, когда я видела Рашаве.
Махекототери еще не ушли. Когда я собралась на реку, ко мне подошла старуха, мать Акаве, и спросила: «За водой идешь? Я пойду с тобой
45
Речь идет о миссионере Баркере,— Прим. авт.
Ближе к вечеру я пошла на плантацию. Там никого не было. Я стала в ярости обрывать плоды пупунье и топтать их. Потом
Я попыталась сломать сами пальмы. Старым тупым топором мне удалось срубить семь молодых деревьев. Тут подскочил хромой старик и вырвал у меня из рук топор. «Это плохая примета, рубить пупунье,— сказал он.— Твои сыновья умрут раньше тебя. Оставь эти пальмы, чтобы потом, когда ты умрешь, сыновья собрали плоды и на реахо съели их вместе с пеплом и банановым мингау».
«Думаешь, я здесь умру? Нет, меня похоронят очень далеко отсюда, в моей родной земле». Старик повернулся и молча побрел к шапуно.
ПУТЬ К ОРИНОКО
В тот же вечер мы отправились на Эль-Патанал к махекототери. Три дня мы шли лесом, а на четвертый добрались до берега реки. Там был мост из стволов деревьев, обвязанных лианами. По нему мы перешли на другую сторону реки. Мужчина махекототери сказал: «Теперь уже близко. Мы пойдем первыми, чтобы предупредить тех, кто остался в шапуно». Они пошли вперед, а я с детьми, хромой старик с женами, матерью и сыновьями тихонько шли сзади: ведь хромому старику нелегко было одолевать пригорки и холмы.
Наконец, мы увидели плантацию махекототери. Там было полно бананов. Хромой старик сказал: «Надо покраситься!» Я раскрасила ноги, грудь и лицо. После смерти мужа я первый раз покрасилась. Потом мы вошли в шапуно махекототери. Я его не узнала, потому что индейцы перенесли его поближе к реке. Теперь река протекала совсем рядом, а позади шапуно высилась остроконечная скала. В шапуно было совсем немного мужчин — почти все ушли на охоту.
Пришли четверо пишиаансетери. Среди них был и Махарашаве, брат Рашаве. Старуха сказала моему старшему сыну: «Иди, половишь с ними рыбу». Мальчик пошел на реку. Когда я услышала об этом, то очень забеспокоилась. Я сказала старухе: «Зачем ты послала моего сына с ними? Разве ты не знаешь, что пишиаансетери мне враги?» Старуха ответила: «Не бойся, они не сделают ему ничего плохого». В полдень сын вернулся. Он лег в гамак и заплакал. «Мама, эти люди хотели меня убить»,— всхлипывая, сказал он. «За что?» — «Когда мы ловили рыбу, брат Рашаве ударился о камень. Он рассердился и сказал другому пишиаансетери: «Приведи сюда этого мальчишку, я хочу отрубить ему голову». Я сильно испугался». Рассказывая про это, сын весь дрожал. «Ты не должен был идти с ними,— сказала я.— Разве ты не знаешь, что мы живем среди врагов, а твоего единственного защитника — отца у тебя больше нет». Подошла старуха и спросила: «Что случилось?» Я ответила: «Случилось, что твои добрые пишиаансетери хотели убить моего сына». «Меня спас Кохинаве,— продолжал сын.— Он сказал: «Мальчик не виноват в смерти твоего брата, и его нельзя убивать». Потом он шепнул мне: «Беги поскорее в шапуно и подожди меня в лесу. Я тебя догоню».
Я совсем испугалась. Мне рассказали, что пишиаансетери решили долго пробыть в шапуно махекототери. Вечером мы втроем пошли на плантацию: я шла впереди, за мной — старуха, а сзади — мой старший сын. В пути мы снова встретились с несколькими пишиаансетери. Один из них сказал: «Вон сын Напаньумы. Давайте убьем его». Другой ответил: «Нет, он слишком мал. Дадим ему и младшему брату подрасти, тогда и убьем».
Сын все это услыхал, прибежал ко мне и рассказал. Тут уж я решилась и сказала: «Надо нам, сынок, поскорее убегать. Иначе пишиаансетери рано или поздно нас убьют». Мы сразу же вернулись в шапуно. Все мужчины были на охоте, в шапуно остался один, да и тот почти глухой.
...
Я укоротила перевязь из коры, на которой несла младшего сына, и мы побежали дальше, теперь уже по маленькой, узкой тропинке. Потом я подумала: «Сегодня нас никто не станет преследовать. Пишиаансетери еще не вернулись в шапуно, а хозяева отправились на
Едва рассвело, я встала и разбудила сыновей. В тот день мы бежали почти не останавливаясь. Небо было обложено густыми облаками, и беспрерывно лил дождь. На тропинку то и дело падали подгнившие стволы деревьев, но страх гнал нас все дальше и дальше. Старуха сказала, что нам придется перебираться через большую реку. Вечером я увидела за бамбуковой рощей светлую полоску. Это была река. Мы подбежали к берегу. Вода сильно поднялась и уже залила мост из стволов деревьев. Лишь на другой стороне выступали из воды несколько столбов. Я подумала: «Господи, помоги. Если мы тут останемся надолго, пишиаансетери нас настигнут и убьют». Уже стемнело. Я усадила старшего сына на упавший ствол дерева, а он посадил к себе на колени братишку. Сказала им: «Ждите меня здесь, схожу поищу лианы». Течение в реке было очень быстрым, вода несла листья и белую пену. Возле берега резвились бото (речные дельфины). С одного из деревьев свисала длинная лиана. Я дернула ее что было сил. Наконец мне удалось ее оторвать. Потом я отыскала еще несколько лиан, связала их вместе, а потом привязала к большому дереву и обмотала всю «веревку» вокруг ствола. Вернулась к детям и сказала старшему: «Я должна переплыть реку. Смотри не обижай брата. Если он заплачет, я могу оглянуться, и меня унесет течением». Я немного прошла вверх по берегу, привязала другой конец лианы к запястью, взмолилась к богу о помощи и нырнула в воду. Сильное течение сносило меня вниз, но я плыла и плыла через реку, пока мне не удалось схватиться за уцелевший столб у противоположного берега. Передохнув немного, я из последних сил вынырнула из воды и уцепилась за ветку дерева. Наконец я выбралась на берег, крепко привязала лиану к стволу дерева и снова вошла в воду. И вдруг у самого берега послышалось бульканье: «глу, глу, глу». В реке водилось много бото, а они очень добродушны и не нападают на человека. Но это был не бою. Однако выбора у меня не было. Держась за натянувшийся над рекой лиановый канат, я отправилась назад. Меня опутывали гнилые листья и ветки, да и с течением я еле справлялась. На середине реки я немного передохнула и с новыми силами двинулась дальше. Сыновья ревели в голос и звали меня. Не знаю уж, как мне удалось добраться до берега. Я еле держалась на ногах, но не могла терять драгоценное время. Старшему сыну я сказала: «Сейчас начнем перебираться на другой берег. Крепко держись обеими руками за лиану. Когда устанешь, обхвати меня за шею». Младшего я привязала лентой из коры к груди. «Не бойтесь»,— сказала я и вошла в воду. Я больше боялась преследовавших нас пишиаансетери, чем зверей и сильного течения.
На середине реки сын крикнул мне: «Мама, я устал, я больше не могу». Я остановилась и сказала ему: «Одной рукой обхвати меня за шею, а другой схватись за запястье». Теперь я несла сразу двух сыновей и свободной рукой цеплялась за лиановый канат. Младший громко плакал, потому что старший сын сильно прижал его. Я выбилась из сил и уже не могла двигаться дальше. «Мама, ты устала?» — спросил старший сын. «Да, очень,— сказала я.— И если ты не отпустишь мою руку, мы все пойдем на дно». Сын снова ухватился за лиану. Мы потихоньку двинулись дальше. Наконец мы приблизились к застрявшему у берега стволу дерева. «Ты легче меня,— сказала я сыну,—попробуй первым вскарабкаться на ствол». Помогая себе ногами, он взобрался на ствол и сразу протянул мне руки. С его помощью влезла на ствол и я. Отдышавшись немного, я сказала: «Мне нужно еще порвать лианы. Не то пишиаансетери тоже переберутся по ним через реку». Я оторвала кусок лианового каната и бросила его в воду.
Возле реки мы нашли старое тапири и переночевали в нем. Утром старший сын сказал мне: «Мама, я не могу идти дальше. Я устал и хочу есть». Я ответила: «Во всем виноват твой отец. Видно, ему очень хотелось, чтобы мы голодные и еле живые брели по лесу. Нам всем жилось так хорошо и спокойно, но он думал только о новых боях. А теперь мы расплачиваемся за его поступки».
Часов в одиннадцать я увидела вдали несколько тапири. Я подумала: «В них должны быть кашибуетери. Говорят, они всех, кого увидят, берут в плен». Но в тапири никого не было. Рядом я увидела свежие, вчерашние следы. Мы пошли дальше. Постепенно стемнело. Я не знала, куда идти дальше. Тут я вспомнила, что старуха мне сказала: «Возле расчистки растет огромное дерево, а рядом проходит тропинка, ведущая к пунабуетери». Я отыскала огромное дерево (индейцы называют его вазимаки), плоды которого похожи на авокадо, только из них торчат волокна. Рядом и в самом деле была тропинка и на ней старые следы. Я сказала сыновьям: «Человек проходил здесь. Нам нужно держаться этой тропинки». Старший сын хотел лечь спать прямо посреди расчистки. Но я не разрешила, потому что увидела следы ягуара. Мы переночевали под деревом возле расчистки. Я устлала землю банановыми листьями и положила сверху ветки. Детей я уложила на листья, а сама села, прислонилась к стволу и почти сразу заснула.