Янтарная карета
Шрифт:
Так прошло много лет. Как Поэта его никто уже не помнил, зато все знали Эвалда как Главного Цензора королевства. Враги его боялись и ненавидели. А друзей у него не было.
Однажды на очередном поэтическом конкурсе он услышал нового Поэта. Это был очень молодой человек, и его стихи - полные очарованья, тайной грусти и тонкого юмора - заслужили шквал аплодисментов. Всем в зале: и слушателям, и жюри было ясно - перед ними истинный талант.
Понял это и Эвалд. Каждая строка колола его самолюбие и наполняла завистью душу. Его бросало то в жар, то в холод, он то бледнел,
Те, кто его знал, поняли: юноше не сдобровать. Не одного талантливого смельчака раздавил Главный Цензор. Теперь и этого Поэта ждала - в лучшем случае - высылка из столицы, а не награда. (Бывали случаи, когда Эвалд добивался наказания и построже: тюрьма или лечебница. Если у истинного поэта, - говорил Главный Цензор, - за все болит душа, то ее нужно лечить. Лучше всего - уколами да смирительной рубашкой.)
На этот раз все случилось иначе. Поздним вечером в темной аллее городского парка парня окружили четверо угрюмых мужчин, избили до полусмерти и предупредили, что если он не уберется из столицы и не перестанет писать заумные стишки, его найдут где угодно. И тогда ему на самом деле не поздоровится.
Юноша с трудом покинул город. Ему выбили передние зубы, сломали ребра и нос, вывихнули кисти обеих рук, у него были кровоточащие раны на затылке и на теле. Он пришел сюда сильным и здоровым, а уходил калекой.
Эвалд, конечно же "ничего не знал". Что ему чужая судьба? Что ему чужое горе? Лишь бы счастлив был он сам. Счастлив и знаменит. Могуч и грозен. Для всех. Навсегда. А лучше всего - навечно...
Но всему приходит конец. Умер старый король, и на его место пришел молодой веселый принц. Он разогнал всех глупцов-министров и упразднил Комитет Цензуры.
Постаревший, никому ненужный, доживал Эвалд свой век. Даже слуги покинули его. Он редко стал выходить из дома, да и то лишь по вечерам: зайдет в мясную лавку, купит немного говяжьей печени или почек. Потом заглянет к зеленщику за укропом... Иногда - в винный погреб: нацедит из бочки вина в бутылку и - тут же домой. А дома и того хуже: скучно и одиноко. Полистает он свои стихотворные сборники, вздохнет, и весь остаток дня в окно смотрит.
Однажды в шкатулке нашел он янтарный цветок, что когда-то отломился от кареты, и нахлынули вдруг на него воспоминания. Вспомнилась молодость, южный провинциальный городок, гостиница "Эмилия", и сама Эмилия, которая была его женой.
"А почему, собственно говоря, была?- вдруг подумал Эвалд.
– То, что я ничего о ней не знаю - вовсе не означает, что она ушла от меня навсегда. "
Он собрал дорожный баул с вещами, накупил подарков для жены и сына, нанял дорожную карету и выехал из столицы тем же путем, которым приехал сюда целую жизнь назад.
6
Вернувшись в свой маленький северный город, Эвалд поначалу растерялся...
Прошло более сорока лет, как он покинул его. Город изменился, раздался вширь. На месте многих домов, особенно одноэтажных, стояли высотные здания - с яркими вывесками
Она стояла на том же месте, и, казалось, совершенно не изменилась, если не считать фасада, выкрашенного другим цветом. Оставив карету на углу улицы, Эвалд с замиранием сердца вошел в гостиницу. Новые времена, конечно же, коснулись ее внутреннего убранства. Теперь это был великолепный отель, с лифтами, модными интерьерами, роскошными холлами, баром и рестораном. Здесь были и швейцары, и множество служащих, которые, непрерывно спешили, носились, летели, исчезали и появлялись с подносами и чемоданами - туда и обратно, вверх-вниз. Вс° свидетельствовало о том, что дела у госпожи Эмилии шли преотлично.
Разузнав у швейцара, где можно увидеть начальство, он поднялся на второй этаж и постучал в дверь с табличкой: "Управляющий".
– Войдите!
– раздался чей-то незнакомый мужской голос.
За столом сидел седой уродливый горбун с умным и проницательными взглядом.
– Что вам угодно?
– спросил он.
– Мне угодно узнать... э-э-э...
– замялся Эвалд, - где можно увидеть хозяйку гостиницы госпожу Эмилию?
Управляющий вздрогнул, и лицо его вдруг побледнело.
– Ее увидеть нельзя... Прошло уже двадцать лет, как госпожа Эмилия лежит на городском кладбище.
Эвалд качнулся и присел на краешек кресла у стола.
– Она... умерла?
– прошептал он.
– Боже, какое несчастье!..
Он застыл и просидел так, не двигаясь, почти минуту.
Управляющий не дергал его, лишь молча, не отрываясь, смотрел ему в лицо.
– Какое горе!
– повторил Эвалд.
– Кто вы?
– спросил горбун.
– Ее приятель, - соврал Эвалд.
Горбун в удивленьи поднял брови: - Простите, но я вас не помню.
Эвалд усмехнулся:
– А собственно почему вы должны меня помнить? Я приятель юности. Ведь вам лет сорок, не больше. Как раз сорок лет назад мы с ней были знакомы.
Он поднялся и направился к двери.
– Вы приезжий?
– крикнул ему вдогонку горбун.
– Может, вам нужна комната?
Эвалд остановился на самом пороге.
– Да!
– решил он внезапно и обернулся.
– Пожалуй, я останусь у вас на несколько дней. И если можно, в той комнате, что у самого чердака. Говорят, в ней когда-то жил наш Национальный поэт Эвалд.
– В этой комнате сейчас никто не живет, - нахмурился горбун. - Она охраняется государством и является Комнатой-Музеем нашего города. В ней действительно жил когда-то Поэт. Если хотите посетить ее - я покажу.
Зеркальный лифт поднял их под самый чердак. Управляющий отпер старую забытую дверь, и они вошли в жилище Поэта.
Ничто не дрогнуло в душе Эвалда. Он стоял в чужой, прибранной, монументальной комнате, огороженной со всех сторон бархатными канатами, похожими на висящих питонов. Над каждым предметом висела табличка, объясняющая его предназначение.