Янтарное море
Шрифт:
Вилкс остановился между бункером и кухней, подождал Графа и спросил:
— А где командир?
— Вероятно, на старой вырубке. Он не любит, когда ему мешают. Но вы — другое дело. Пойдемте, я покажу его любимое местечко.
Вилкс внимательно огляделся.
Лагерь был устроен на бугорке, в углу лесного квадрата. С того пункта, на котором находился Вилкс, хорошо просматривались таксаторские просеки, определявшие номер и размеры квадрата. Одна просека уходила прямо на юг и терялась в мареве дальнего болота. Вторая, пересекавшая эту под углом в девяносто градусов, просматривалась
Эгле, заметивший Вилкса, подошел к нему в сопровождении Юрки. Из-за бункера показался широколицый, низкорослый Мазайс.
Вдруг откуда-то донесся далекий лай собаки. И в тот же миг лающей собаке ответила другая, третья, как будто они окружали лагерь со всех сторон.
У Эгле посерело лицо, он схватился за дерево, чтобы не упасть, глядя на Вилкса вытаращенными глазами. Мазайс выпрямился, разинул рот и ответил таким же хриплым, харкающим лаем. Ответный лай послышался совсем близко.
— Что это? Облава? — просипел Эгле, мгновенно потеряв голос от страха.
Граф усмехнулся, сказал:
— Дикие козлы. Разве вы их никогда не слыхали? — и обернулся к лающему Мазайсу: — Перестань! Не видишь, напугал гостей! — И объяснил: — Мазайс каждое утро с ними переругивается! Они уже привыкли задавать концерты. А может, злятся, что мы заняли их стоянку. Да вон они…
Через просеку, в какой-нибудь сотне шагов, грациозно пронеслись стайкой дикие козы во главе с владетелем гарема — бородатым круторогим козлом. У Эгле все еще были круглые от страха глаза.
У Вилкса тоже мурашки бегали по коже, хотя держался он непринужденно. Он еще раз внимательно оглядел лагерь.
Строители лагеря предусмотрели все. Они устроили искусственный «ветровал», обрубив у нескольких елей корни и вывернув их из земли вместе с комьями и «редькой». Только опытный лесник мог бы догадаться, что никакого «ветровала» тут не было, деревья лежали крест-накрест, а уж под ними был укрыт бункер, Чуть подальше, под таким же навалом, но поменьше размером, укрывалась кухня, продуктовые ямы с плетенными из сучьев покрышками, замаскированные так, что толстый Кох, ругаясь на чем свет стоит, оставил их открытыми, так как провалился как-то в одну из них.
Граф прошел мимо Коха, указывая дорогу.
Лидумс, огромный, сгорбившийся, похожий на лесного бога, сидел на широком пне, держа в руках огромный блокнот, и что-то писал. У его ног лежала коробка с цветными карандашами и вторая, поменьше, в которой чернели какие-то палочки. Перед ним простиралась старая вырубка, поросшая кривыми мелкими березками, ольхой, усаженная почерневшими пнями, корягами.
Вилкс и Граф подошли сбоку, громко шурша палой прошлогодней листвой и белым мхом, но командир их не слышал: он сидел, вперив взгляд куда-то вперед, как будто видел на вырубке нечто такое, что было невидимо другим.
Вилкс поднял глаза на раскрытый блокнот Лидумса: на лист блокнота было перенесено сражение между тенями, деревьями, пнями, корягами, и все эти таинственные силы жили и дышали, исполненные необычной прелести или страшной угрозы, в зависимости от того, что передал карандаш
— Что это такое, господин Лидумс? — спросил пораженный Вилкс.
— Это? А… — Лидумс рассеянно закрыл блокнот. — Я ведь художник, — просто ответил он.
— Художник? И здесь?
— А почему бы и нет? — Лидумс выпрямил спину, указал рукой на соседний пень и отпустил кивком Графа.
— Вот оказались же вы здесь? А вы, как мне передавал Будрис, бывший офицер воздушных сил Латвии.
— Но я — военный…
— Я тоже воевал. Много лет. — Голос Лидумса стал сухим, жестким. — Впрочем, вы, вероятно, искали меня для разговора? Я к вашим услугам.
Однако странное занятие Лидумса уже не давало покоя Вилксу. Ему очень хотелось заглянуть в таинственный блокнот, который Лидумс положил на землю. Лидумс проследил за его взглядом, усмехнулся.
— Если угодно, пожалуйста! — он протянул блокнот Вилксу.
Вилкс задумчиво перебрасывал листы, отмечая про себя чистоту и силу линии, краски: тут были и акварели, и рисунки карандашами, и углем, — теперь Вилкс понял назначение черных стерженьков, лежавших в коробке у ног Лидумса, — это были угольные карандаши. Вилкс рассматривал наброски людей у костра, людей, чистящих оружие, обедающих, читающих, пишущих письма. Но была во всех рисунках одна странность: художник писал людей без лиц: со спины, сбоку, со склоненной головой. Вилкс уже узнал их: это широкие плечи Мазайса, это гибкое, стальное тело Графа; это несомненно Кох, вот его плечо с протянутой вперед рукой. Но лиц не было…
Он растерянно спросил:
— Почему они все написаны в таком неожиданном ракурсе?
— А если мои рисунки случайно попадут в чужие руки? — со странной холодностью спросил художник.
Вилкс густо покраснел и вернул альбом художнику.
— Я вас слушаю, — суховато сказал Лидумс.
Теперь Вилкс видел командира по-другому, совсем не так, как еще десять минут назад. Тогда Вилкс отмечал только, что командир старается ничем не выделяться среди своих подчиненных. Одет так же, только кожаная куртка, может, меньше потерта да сапоги поновее, спит вместе со всеми, ест за одним столом, смеется общим шуткам, умеет пропустить рюмку, держится спокойно. Но сейчас Лидумс казался ему и сильнее, и выше всех. И странно, второй раз за эти дни Вилкс испытывал полное душевное равновесие. Впервые он почувствовал это равновесие в городском саду, когда встретился с Будрисом. И такое же ощущение мира вызывал в нем этот великан. Даже ростом эти двое подходили друг к другу, как будто перст судьбы сознательно отметил их.
Вокруг пели мелкие птахи; поползень, серый, похожий издали на лохматый кусок коры, вдруг побежал вниз головой по стволу ближнего дерева; зацокала синица, словно предупреждала птичий народ о появлении людей; потом где-то послышалось торопливое карканье любопытной сороки, а вот и сама черно-белая красавица вымахнула из-за кустов, сделала круг над людьми, закричала еще громче. Лидумс усмехнулся.
— Вот какой переполох мы наделали в птичьем царстве! Будь тут хоть самый захудалый разведчик, все равно догадается, — сидят люди!