Янтарные цветы
Шрифт:
Вместо этого я поворачиваю ручку и приоткрываю дверь. Еще раз стучу. Слышу оживленные голоса и открываю дверь до конца. Длинный стол. Ослепительный свет. Испуганное лицо Билла. Какая-то женщина резко вскакивает со стула и опрокидывает чашку с кофе.
Взглядом я слежу за янтарным ручейком.
Голова начинает трещать.
Весь поцарапанный стол завален копиями рисунков.
Рисунков Тесси.
Настоящих. И поддельных.
На доске белым мелом написан счет – 12:28. Неумелое выступление бейсбольной команды Малой лиги? Или плохой день
Девушка, опрокинувшая чашку с кофе (студентка третьего курса Техасского университета), после знакомства со мной ретируется. Вильям быстро смахивает со стола копии рисунков, убирает их подальше и ставит новую чашку кофе, уже для меня. Он множество раз принес мне извинения, а я снова и снова твердила: «Все нормально, не переживайте, рано или поздно мне пришлось бы просмотреть свои рисунки» и: «Надо было громче стучаться».
Иногда мне не хватает прежней Тесси, которая с ходу выплюнула бы чистую, неприкрытую правду: «Ну и гад же ты! Знал ведь, что я приду! И что рисунки я до сих пор не смотрела, потому что духу не хватало!»
– Спасибо, что нашли время к нам приехать.
Бросив на стол новенький желтый блокнот, Вильям садится. Он в джинсах, «найках» и слегка скатавшемся зеленом свитере, который мог бы быть чуточку длинней (проклятие всех широкоплечих и высоких мужчин).
– Вы еще не передумали?
– А с чего я должна была передумать? – Ответ прежней Тесси. Выходит, она еще где-то там, жива.
– Нам вовсе не обязательно беседовать здесь. – Он внимательно смотрит на меня. – Это наш оперативный центр. Обычно клиентов сюда не пускают.
Я окидываю взглядом стены. Рядом с доской висит пять фотопортретов – открытые дела, очевидно. Четверо афроамериканцев. Один из них – молодой Террел Дарси Гудвин. Одной рукой он обнимает за плечи парня в серо-красной бейсбольной форме (младшего брата?). Такое же симпатичное лицо, широко расставленные глаза, точеные скулы, кожа цвета кофе с молоком.
На противоположной стене висят фотографии с мест преступлений. Раскрытые рты. Стеклянные глаза. Сплетенные конечности. Я отвожу взгляд.
Присматриваюсь к огромной маркерной доске, на которой нацарапано какое-то расписание.
Вижу свое имя. И имя Мерри.
Хочу что-то сказать, но тут замечаю, как Вильям пожирает взглядом мои скрещенные ноги и белую кожу между юбкой и черными сапогами. Давно хотела удлинить эту юбку… Прячу ноги под стол, и деловое выражение возвращается на лицо Вильяма.
– Но я не клиент.
Читаю надпись на его кружке: «Плохо кончаете? Обратитесь к адвокату!»
Проследив за моим взглядом, Вильям закатывает глаза.
– У нас почти все кружки грязные. Давно пора устроить им головомойку. – Шутит. Надеется, я забуду про его интерес к тому, что у меня под юбкой.
– Да все хорошо, Вильям.
– Билл, – поправляет он меня. – Вильямом меня называют только те, кому за семьдесят.
– Эксгумация прошла по плану? Они явно старались не поднимать лишнего шума – в газетах про это ни слова.
– Ответ
– Заметили меня под деревом?..
– Ваши волосы трудно не заметить, даже в темноте.
Ага, стало быть, и он врет. Сегодня мои волосы – вьющиеся, длинные, ниже плеч, – распущены. Все того же огненного цвета, что и семнадцать лет назад. Но позавчера, на кладбище, я убирала их под черную бейсболку дочки.
– Подловили меня!
Я неловко ерзаю на стуле. Передо мной сидит адвокат, которому я ни цента не заплатила. Он вовсе не обязан хранить мои тайны. Билл из категории парней, с которыми всю жизнь живешь по соседству и не принимаешь их всерьез – эдакие симпатяги с оттопыренными ушами, большими добрыми глазами и огромными ладонями, в каждой из которых поместится по крупному грейпфруту. Лучший друг парня, в которого ты втюрилась по уши, но в один прекрасный момент ты заглядываешь в эти глаза и вдруг понимаешь, что… пропала.
Он усмехается.
– У вас сейчас лицо как у моей младшей сестры, когда она хочет меня ударить. Отвечаю на вопрос: сперва останки изучит криминалист-антрополог. Затем придет черед Джо и ее команды. Они начнут работать на следующей неделе, и Джо хочет, чтобы мы оба присутствовали. Она специально просила вас пригласить. Заглаживает свою вину – ведь именно она запретила вам присутствовать на эксгумации. Ей и впрямь совестно.
Я немного дрожу. Здесь нет ни батарей, ни обогревателя, вообще никаких источников тепла. Мой отец раньше говорил, что февраль в Техасе – это холодная суровая тетка. В марте она теряет девственность.
– Криминалисты-антропологи работают над останками по понедельникам. Джо пришлось воспользоваться связями, чтобы наше дело взяли первым. Я могу за вами заехать, если хотите. Лаборатория находится в двадцати минутах езды от вашего дома.
– На сей раз никто не боится возможной порчи вещественных доказательств?
То была официальная причина отказа. Джоанна хотела сделать все четко по уставу, поэтому мне запретили присутствовать при эксгумации трупов.
– Мы будем наблюдать через окно. Новая лаборатория предназначена в том числе и для учебных целей. Суперсовременные технологии. Сюда ведь привозят останки со всего мира. А заодно студентов и ученых, которые хотят увидеть Джо за работой. – Он напряженно улыбается и берет шариковую ручку. – Начнем? В два часа у меня деловая встреча. По работе, которая меня кормит. – Вильям – «корпоративный посредник», что бы это ни значило. Так написано на сайте его юридической конторы. Интересно, где он прячет костюм?
– Ага. Давайте. – Произношу эти слова куда непринужденнее, чем могла бы.
– В 1995 году вы давали показания в суде. С тех пор что-нибудь изменилось? Возможно, за семнадцать лет вы вспомнили что-то новое о нападении или нападавшем?
– Нет, – отвечаю твердо. Я готова помочь, но не ждите от меня слишком многого. В первую очередь я забочусь о двух подростках – прежней Тесси и той девочке, что теперь спит в фиолетовой спальне.
– На всякий случай я должен кое-что уточнить. Согласны? – Киваю. – Можете ли вы описать лицо напавшего на вас человека?