Янтарный меч
Шрифт:
– Я выстрелю. – Страх ушел, сменившись решимостью. Она обречена, как и разгорающаяся избушка за частоколом, но сдаться, не пытаясь сделать хоть что-то – этого Ярина позволить себе не могла. – Уходите.
Удивление на обветренных лицах мужиков сменилось лютой злобой.
Заставить кого-то послушаться Ярине всегда было не под силу: единственная в семье, кто не унаследовал крутой нрав отца, она даже с младшим братом, родившимся на девять зим позже, с трудом справлялась. Но сейчас не отступила бы, даже будь выбор: перед глазами так и стоял дед Торопий, бережно
– Не шали, девка.
Только один Жит заложил руки в карманы, отступая, трое приближались плечом к плечу.
Шаг. Еще шаг.
Она зажмурилась, когда мужики кинулись на нее, пальцы на затворе дрогнули. Выстрела не случилось, но и удара не последовало. В голове гудело, перед глазами заплясали ослепительные всполохи, пришлось открыть глаза, чтобы понять – ей не чудится. Впереди поблескивал прозрачный щит. Он полностью закрывал и частокол, и ее. Мужики живописной кучей валялись в десяти шагах, отброшенные его силой.
Ярина ошалело вытянула вперед руку, по кончикам пальцев пробежали искры.
Чары! Настоящее колдовство из стародавних времен окружало ее, защитив в последний миг.
– Уходите! – в третий раз повторила Ярина. Голос звенел от напряжения, срывался. – И не возвращайтесь!
Безумцами селяне не были. Щит горел так, что даже те, кто не владел колдовским даром, могли ощутить плещущуюся в воздухе силу.
Самострел Ярина так и не опустила, а поджигатели и не подумали потребовать его назад.
Их торопливые шаги давно смолки в весенней тишине, а она все продолжала стоять столбом, ноги будто в колодки заковали – ни шагу ступить.
Горький ком начал подниматься в горле, Ярина часто задышала, в который раз пытаясь прогнать слезы.
– Не реви, – раздалось сверху. На частоколе восседал домовой, разглядывая ее, как голодный поджаристые ватрушки.
Самострел выскользнул из ослабевших пальцев, Ярина пошатнулась, вцепилась в ворота, которые сей же миг беззвучно отворились.
Боясь увидеть полыхающее подворье, она не сразу решилась оглядеться, но когда подняла голову, обомлела.
О пожаре напоминали только самострельные болты, торчащие из потемневшего теса: ни огня, ни дыма. Даже курятник погас.
– Это не могла быть я, – забормотала она. – Я не чародейка.
– Так-то оно так, – веско подтвердил домовой, – сил в тебе, почитай, совсем немного. Волшбу почувствовать, заговор сотворить, траву целебную найти – для знахарки самое оно, но в чародейки не выбиться. Однако ж, это ты дом спасла.
По мнению Ярины, ничего она не сделала: наставить самострел на мужиков – никакой не подвиг, а глупость, сделанная от отчаяния, но дед Торопий считал иначе.
– Говорил я тебе, – пробурчал он, вертясь под ногами и подталкивая ее к крыльцу, – дом старый. Чарами он полнится, хозяйка моя сколько билась, а до конца тайн его понять не смогла. Уж как серчала она, как серчала. А ты, девонька, я так мыслю, защитить нас с ним хотела, верно?
Ярина покивала: да, мол, хотела, но сколько она себя помнила, одного желания всегда было недостаточно.
– Вот
Ноги перестали держать, стоило переступить порог, Ярина плюхнулась на пол и принялась тереть лицо, пока домовой суетился вокруг, стаскивая с нее валенки и кожух. На слабые протесты он внимания не обращал.
– Дедушка, я не могу, мне ехать надо.
– Куды ж ты раненая поедешь? Дай перевяжу!
– К сестрице, в Ольховник. – Пришлось сказать правду, не станет же дедок ее выдавать. Хотя наверняка у него возникнет вопрос: почему она добиралась в предгорья полузаброшенными путями через мелкие села, вместо того чтобы ехать одним из трех южных трактов?
Домовой уставился на нее, как на блаженную:
– Одной, через нашу глушь? Без проездной грамоты? Девонька, да у нас с осени стражи стоят на ближайших трактах. Как ты вообще проскочить хоть один пост умудрилась, хотел бы я знать. Как чародеи помирать начали, зашебуршило все кругом. Колдун окаянный нашего брата перебаламутил, гонять начал. К лешему приставал, Дивья Пустошь у него, видишь ли, гудит. А как леший ушел, совсем житья не стало.
Тут дед Торопий замолчал и смерил ее внимательным взглядом, дальше он продолжил тихо и вкрадчиво, у Ярины даже мурашки по спине побежали от непонятного предчувствия.
– Ежели ты кружным путем решила в Ольховник добираться, подорожная надобна. А за ней к колдуну на поклон идти, только в деревне лучше не появляться, потому как с этой сволочи станется тебя шпиенией посчитать. А вот если письмецо сестре твоей отправить, тогда дело другое.
– Не могу я, – выдавила Ярина. – Это важно. Человеку не доверишь.
– Дык, найдем того, кто послание снесет до города, что-нибудь придумаем, а ты пока тут похозяйничай. Оправься, вон тебя как резанули. Живо на лавку. – Домовой продолжил бегать из угла в угол, то подтаскивая бадью с водой, то доставая из резного ларя корпию, а Ярина все боролась с болью и усталостью, вытирая окровавленную ладонь об и так уже изгвазданную рубаху.
– Просьба у меня к тебе будет, опять же. – Торопий присел рядом, алые глазки домового внимательно изучали ее. – А коли важно так, придумаем что-нибудь, – добавил он, видя, что она хочет возразить. – Доставим весточку, а ты пока отдохнешь. Останься, детонька, помоги старику.
Как тут было не согласиться?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сразу разговора не получилось: все серьезные беседы домовой пресек на корню. Рана была неглубокой – удар на себя принял кожух, но кровила сильно, хорошо хоть шов не требовался. У Ярины голова шла кругом от бурных попыток дедушки залечить ее едва ли не до смерти, но она не противилась. Сил не было. К восторгу домового, крепко-накрепко запертая и заговоренная дверь спаленки, куда ему в отсутствие хозяйки не было хода, открылась. Как и дверь в подпол, которая и вовсе была раньше не видна.