Янычар
Шрифт:
То ли дело – гранаты.
Майор разогнул усики, сжал гранаты в обеих руках, зубами вытащил кольца.
– Что это, папа? – спросила испуганно Лизка.
– Это наш билет, – прошептал майор. – Чтобы… чтобы не мучиться. И чтобы остаться людьми. Я тебе потом объясню… Потом. – Майор наклонился, прижался губами к руке жены. – Извини, – прошептал он. – Я знаю, что так плохо. Но я не могу придумать ничего другого. Я не хочу, чтобы ты… вы с Лизкой…
Жена что-то сказала, майор не разобрал что, хотел переспросить, но тут внезапная
Гранаты выкатились из его ладоней на простыню. Майор ничего не видел и не слышал, кроме боли, терзавшей его тело. Рядом с ним билась в агонии его жена, что-то кричала дочь, но майор этого не заметил. Он успел. Это главное – он успел…
Гранаты взорвались одновременно.
– Десять минут пятнадцать секунд, – сказал полковник Иванченко. – Угрюмов, ты…
– Есть! – радостно закричал капитан. – Есть, вывожу на центральный экран, подключаю стрелков!
– Первый огневой готов, код введен! Второй готов, код введен! Третий… четвертый…
– Подтверждаю коды, – сказал Иванченко, вставил ключ в отверстие на пульте и повернул на девяносто градусов, как предписывала инструкция. После щелчка – еще на девяносто по часовой стрелке.
На пульте загорелись индикаторы готовности огневых средств.
Засветился громадный, три на два метра, полиэкран на стене перед пультами. Лес. Ограждение. Целые ограждения, неповрежденная проволока.
Яркие цвета, как на фирменном импортном телевизоре. Даже показалось, что потянуло от деревьев свежестью и сырым лесным воздухом.
– Первый сектор – чисто, – отрапортовал лейтенант, успевший подобрать с пола записку.
– Второй – чисто!
– Третий – чисто!
– Четвертый – чисто!
– Детекторы движения и сейсмодатчики – в пределах нормы.
– Хорошо, – прошептал полковник. – Хорошо! Проверить внутреннюю линию.
– В норме! Третья линия – функционирует. Система подрыва, минные поля готовы к активации.
– Отставить мины! – Иванченко потер переносицу. – Включить микрофоны первой линии. Приготовить беспилотник. Птичку-один.
– Есть! – Оператор беспилотника ввел код, попросил подтверждения и через минуту доложил, что птичка готова к старту.
– Что с микрофонами? – повысил голос полковник, но оператор вместо ответа включил звук.
Ветер. Шорох листьев. Закричала какая-то птица.
– Что на дороге? – Иванченко взял с пульта часы, надел на руку. – У нас там ведь тоже есть микрофоны и камеры.
– Есть! – На полиэкране засветился квадрат.
Дорога. Камера установлена на дубе, направлена вдоль дороги в сторону шоссе. Автобусы.
Два бэтээра стоят борт о борт на дороге, повернутые в сторону ворот Узла-три. Люки открыты, водитель и командир курят. Облачка
Солдаты стоят возле автобусов. В трех метрах друг от друга, лицом к деревьям. Один, оглянувшись, подошел к дереву, закинул автомат на плечо и расстегнул брюки.
А вот и Утес, прищурился Иванченко. Что-то энергично говорит в телефон. Стучит, сволочь, может, даже бригаду поддержки вызывает. Теперь уже все будет не так просто. Узел-три может защищаться, мысленно проговорил полковник.
– Микрофон! Включить микрофон! – потребовал Иванченко. – Я хочу слышать…
– Там слабенький стоит, – сказал техник. – Слова выделить не сможем, только общие шумы.
– Давай шумы…
Танковые двигатели они в любом случае засекут. Танк бесшумно не проедет. Да и вообще – дорога забита, это придется задним ходом отгонять автобусы к трассе – пять километров задним ходом. И только потом смогут войти танки. Нет, ребята, теперь уже все! Теперь уже ничего у вас не получится…
Утес что-то сказал своему помощнику, тот развел руками, потом что-то крикнул офицеру, стоявшему неподалеку, махнул рукой, подзывая, потом сам бросился к нему бегом.
Можно не суетиться, прошептал полковник. Минутой дольше, минутой быстрее – не суть важно. Иванченко сильно потер лицо ладонями.
Он даже на несколько минут забыл о своей дочери. Он был почти счастлив – все получилось, у него все получилось…
Выстрел. Даже слабый микрофон возле дороги четко его передал. Одиночный выстрел из автомата. Полковник вздрогнул, лицо окаменело.
Автоматная очередь – длинная, на весь магазин, не иначе. Стреляли где-то в конце колонны, Утес выбежал на обочину и попытался рассмотреть, что именно там происходит. Истошный человеческий крик.
Солдаты стали снимать автоматы с предохранителей, передергивать затворы. Некоторые встали за деревья, словно ожидая обстрела со стороны хвоста колонны.
– Что там у них, товарищ полковник? – спросил лейтенант с огневого пульта.
– Рот закрой, – посоветовал ему капитан Ермаков. – Сам не понимаешь?
Эпидемия? Тогда почему стрельба? Эпидемия – это когда болезнь, когда люди кашляют, теряют сознание, покрываются язвами. А стрельба? При чем здесь стрельба?
– Мы это пишем? – спросил полковник у техника.
– Да, согласно регламенту.
– Хорошо, – сказал Иванченко и поморщился – что тут хорошего? Там сейчас?
Тут полторы тысячи человек, из них почти тысяча – женщины и дети, сказал ему Утес. И все в центральном посту слышали, как он это говорил. Женщины и дети. Конечно, свои семьи важнее, но ведь можно было впустить кого-то из женщин и детей? Хотя бы только детей… Можно было бы?
Еще крики. И автоматные очереди. Длинные и короткие. Взрыв, кажется, граната. С кем они там ведут бой? Кто-то напал? Кто-то решил их потеснить и попытаться захватить бункера для себя.