Японцы в Японии
Шрифт:
Согласно данным Белой книги по рыболовству за 1973 год в Японии в связи с затянувшимся экономическим кризисом промыслу морских продуктов уделяется все большее внимание. При этом особое значение придается расширению прибрежного рыболовства, а также разработкам глубинного рыбного промысла с целью более эффективного использования морских продуктов, в том числе планктона. На Японию приходится одна шестая часть всей морской добычи в мире. Это особенно интересно, если учесть, что за последние 10 лет общемировая добыча морских продуктов возросла в 1,4 раза, что больше роста зерновых и продуктов животноводства. Человечество все решительнее обращается в сторону шестого континента.
Несколько
— Вы удивлены: мало японцам моря вокруг, мало запаха рыбы повсюду, устроил из собственного дома пруд… Для меня они, мои карпы, не просто рыба; если хотите, даже не просто частица живой природы. Нам бы у них жить поучиться. Бросишь корм, а они, из самоуважения, что ли, к нему не спешат, не дерутся. В Европе символ мира — голубь. А по мне, Пикассо ошибся: драчливое существо для символа терпимости, понимания выбрал. Вот карп действительно символ мира…
МЫ — СОСЕДИ
Летел навстречу мокрый снег,
И по равнине Исикари
Наш поезд мчался сквозь метель,
И я в том северном просторе
Роман Тургенева читал.
Моему поколению японоведов удивительно повезло. Повезло дважды. Прежде всего вся сознательная часть нашей жизни проходит в условиях длительного стабильного мира, какого еще не знала история нашей страны. Во-вторых, занимаясь любимым делом, мы имеем возможность непосредственно участвовать в расширении контактов между нашими двумя странами, узнавать друг друга не только по литературе, но путем непосредственного взаимополезного общения. И еще очень важно то, что в своей работе, которая в значительной степени поиск контактов, путей познания и взаимопонимания, мы идем по дороге, проложенной до нас и для нас не одним поколением умных, честных и самоотверженных ревнителей дружбы между нашими народами, каковых, оказывается, немало в русской японистике и японской русологии, среди представителей литературы, культуры, искусства наших стран, в самих наших народах.
В 1956 году между Советским Союзом и Японией были нормализованы отношения, и это положило начало развитию многосторонних связей между нашими странами. Из СССР в Японию, из Японии к нам потянулись различного рода группы, делегации, художественные коллективы. Общение стало активным, охватывая все большее число сторонников советско-японской дружбы, советско-японских контактов.
Уже в первый раз по возвращении из Японии в разговорах с самыми различными людьми наряду с вопросом: "Какие они, японцы?" — я слышал еще один: "Как они относятся к нам, русским?" Ответить оказалось нелегко. Нелегко потому, что ответ не может быть однозначным, и потому, что для ответа понадобилось много лет общения, узнавания, работы. Сейчас я знаю, уверен, что многое сближает и способно еще более сблизить нас. Это многое в культурных
С конца прошлого века, то есть с момента, когда Япония вновь открыла себя миру, началось широкое приобщение японцев к мировой культуре. И здесь в первую очередь можно указать на русскую литературу — Тургенева, Толстого, Чехова, Достоевского, позднее Горького. На творчестве этих писателей воспитывалось не одно поколение японцев. Акира Куросава на вопрос: "Кого вы считаете наиболее выдающимся писателем?" — откровенно сказал: "Ни японских, ни современных. Из классиков — Толстого. И конечно же, Достоевского, который для меня почти что бог".
Начиная с таких классиков японской литературы, как Фтабатэй Симэй, подаривший японцам творчество Тургенева, Токутоми Рока, совершивший "паломничество" в Ясную Поляну к Толстому, крупнейшие японские переводчики русской литературы по праву вписали свои имена в культурное наследие Японии. Еще студентом в Варшаве я познакомился с сыном известного японского переводчика Достоевского и Толстого Ёнэкава. С самим отцом мне встретиться не довелось: незадолго до моего приезда в Японию он умер. В Варшаве сын Ёнэкава рассказывал, что его отец прямо-таки благоговейно относился к русской классической литературе, считая, что она целая эпоха, особая ступень в познании японцами русского народа — его истории, его души. Мне запомнились, прямо скажу, тогда удивившие меня слова Ёнэкава: русская литература убеждает в том, что между нами существует много общего, прежде всего в понимании жизни, в восприятии ее, в подходе к ней.
Неверно было бы думать, что русская литература оказалась воспринята лишь небольшой подготовленной частью японской интеллигенции. Одна встреча явилась для меня убедительным подтверждением общепризнанной демократичности русской литературы. Она произошла в сорока километрах от Токио, на окраине городка Хатиодзи, где расположен театр "Синсэй сакудза" — одно из интереснейших явлений культурной и общественной жизни Японии.
На небольшом земельном участке стоит театральное здание, окруженное с трех сторон небольшими горами. Уступами возносятся жилые строения. У их основания общая столовая, рядом детский сад и ясли. Чуть в стороне медпункт, бассейн. Здесь живет единой коммуной коллектив "Синсэй сакудза".
О деятельности театра мы говорили в доме одного из его создателей, в прошлом известной актрисы, ныне режиссера и драматурга Михо Маяма.
— Наш театр возник в октябре 1950 года. Его создателями были три человека — Косэн Кисимура, Кокити Микимура и я, — рассказывала М. Маяма. — Перед нами стояла трудная задача — завоевать зрителя, с одной стороны, уставшего от тягот войны, а с другой, в какой-то мере усыпленного переменами в послевоенной Японии. Предстояла борьба с кино и телевидением, но нам помогала уверенность в силе театрального искусства, которому мы служили, вера в то, что его никогда не сможет заменить ни кинематограф, ни телевидение.
Остро стоял вопрос репертуара. И в этом нам неожиданно помог сам зритель. Готовясь к первому представлению, которое было решено показать работникам текстильной фабрики, мы остановились на двух произведениях: пьесе Дзюндзи Киносита "Сказание о Хикоити" и на любимом мной чеховском "Медведе". Мы думали, что зритель лучше примет традиционное "Сказание", но получилось наоборот. Блистательный поединок двух равных (мужчины и женщины) произвел огромное впечатление на японских женщин, которых было большинство в зале. Оставшись после спектакля, работницы с жаром говорили о том, что пьеса Чехова заставила их по-новому взглянуть на себя, другими глазами увидеть свою жизнь, научила верить в свои силы. Тогда мы поняли — вот он, наш зритель. А репертуар для него мы решили создавать сами.