Япония. В краю маяков и храмов

Шевцова Галина Викторовна

— Ага, доигрались, — зловеще сообщает Маша, — это сюда идет Эка с ремнем.

На пороге появляется Эка (с ремнем).

— Где они шлялись? — игнорируя нас, спрашивает она у Маши.

— Мы смотрели на автоматы с мишками!

— Ну чисто дети, — хихикает Эка.

— Я тебе сейчас расскажу про этих деточек, — уточняет Маша, — они еще гонялись по всему Кобе за мужчинками в кимоно! Два этих взрослых человека, владеющих японским языком! За что и попали в полицию!

Эйгамура — кинодеревня в Киото, нечто вроде заповедника, где представлены старые домишки. На их фоне и в их интерьерах снимают сериалы и дают разные пояснения о том, как делают кино. Довольно скучное местечко. Одна радость — комната ужасов.

Мы в Эйгамуру поехали с Дашей и ее двумя знакомыми японками. Даша — девочка из соседнего корпуса общаги, сама из Екатеринбурга, по образованию философ. Занимается тенденциями массовой культуры.

Очень забавная особа — всегда готова составить компанию едущим к черту на кулички. Чем я беззастенчиво пользуюсь. Так вот — в японских комнатах ужаса не ездят в вагончиках, как у нас, а ходят пешком. Это намного страшнее. Запускают группами — точнее, компаниями. Сколько пришло приятелей, стольких и впускают. Странно, но в одиночестве почему-то никто не приходит! Нас запихнули в тамбур вчетвером. В глубине темных дебрей слышались отчаянные вопли зашедших ранее. Дашкина приятельница Чиико прислушалась и мечтательно промурлыкала: «Ну вот, мы тут стоим, а там некоторые уже наслаждаются…» Н-да. Я-то надеялась на фольклорные привидения. Действительность оказалась проще: могилки, трупы всякие, гробики, неожиданные звуки и падающие стены. И мимо всего этого надо идти. Меня, конечно, тут же выпихали вперед. Как всегда. Особенно приятно вспомнить полянку надгробных камешков. При нашем приближении они начали зловеще трястись и поскрипывать. «Давайте подождем, может кто оттуда вылезет», — предложила Даша. Мы остановились над могилками в сосредоточенном внимании. Могилки попритихли — очевидно, устали вздрагивать. «Ну и?» — переспросила Даша. В этот момент из динамика раздался вкрадчивый женский голос: «Пройдите дальше, пожалуйста». Мы просто покатились со смеху. После этого, понятно, началось светопреставление — мы гонялись за несчастными служащими, изображавшими трупы, и пытались пожать им руки. «Трупы» застенчиво прятались за решетку и оттуда робко махали нам испачканными кровью лапками… Я думаю, работники комнаты ужасов надолго запомнили этот визит. Кстати, вы не знаете, что будет записано в трудовой книжке такого вот служащего? «Служил в комнате ужасов на должности трупа»? Или, может, что-нибудь другое?

А еще мы с Дашей ездили в местечко Фусими-Момояма. Когда-то это был замковый город. Там спокойные каналы, вдоль них стоят старинные склады, растут ивы. По воде лодки старые ходят. Тихо, уютно, отовсюду запах саке — в этой местности расположены известные старинные сакеварные заводы и музей саке. Мы перепробовали много разных сортов — из бутылочек, и бочечек, и откуда угодно. Особенно интересно было заглядывать в лавки по продаже саке — там всю продукцию можно дегустировать, вроде как в испанских кабачках. Когда совсем осоловели — решили еще в замок сходить. Замок в Фусими сохранился условно: он не совсем настоящий — восстановленный. Но все равно красивый. С двумя башнями. От городка туда километра два по лесистому холму, пешком по пустынной аллее. Местами ползем на четвереньках. Не от крутизны, а скорее, от дегустаций. Внутрь нас не пустили — восстановительные работы еще не завершены. Но все равно приятно было — замок не маленький и выглядит как иллюстрация к старым японским фильмам. Звенящее одиночество башен. Красный закат. Запустение. Вороны над кровлей. Мертвая зона. Зависание пространства…

В последний утренний автобус по пятницам я пробираюсь воровато и осторожно. Сколько раз себе говорила — в пятницу выйди на десять минут раньше и едь в институт на предпоследнем автобусе. Но нет! Все как всегда у нас. А проблема в том, что по пятницам на последнем автобусе едет на ту же первую пару обожаемый сэнсэй Куниката (философ и скиф). И свободное место, как правило, всегда только одно — рядом с ним. Нет, я бы с ним поболтала с превеликим удовольствием, он тип неимоверно приятный… Одна беда — перед его лекцией в автобусе я всегда повторяю его же иероглифы. Ну не могу же я сесть рядом с ним и учить при нем его же иероглифы! Но сегодня, кажется, повезло. Я тщательно окинула взглядом салон, однако Куникаты не обнаружила. Слава богу, наверное, выехал раньше. На сиденье рядом с отвернувшимся к окну и уткнувшим нос в книгу щуплым пареньком прекрасно выучилось восемьдесят иероглифов. Я захихикала и закрыла книгу: скоро конечная — наша. Паренек рядом тоже завозился и сунул в сумку свой увесистый том. Конечно, ему тоже в иняз, куда же еще! Интересно, какой язык он учит? Мальчишка повернулся ко мне. Молния его сумки была расстегнута — я увидела древнегреческую надпись на обложке книги… «Привет», — улыбнулся мой сосед. Я обомлела. Это был философ Куниката!

В тот же день Куниката поведал нам на лекции две презабавные детали: слова «горизонт» в японском языке целых два. Одно означает горизонт на земле, а другое — на море! А слово «трусость» записывается одним иероглифом, значение которого прочитывается

как «мелкое сердце». Кроме того, он еще прояснил один давно мучающий нас вопрос: тут иногда в жилых кварталах на углах домов и заборов снизу встречаются малюсенькие приставленные деревянные тории (ворота храмов синто). Зачем они? Оказывается, это означает, что тут «сико-ва даме-дес». Слово «даме» известно каждому из нас. Оно означает «нельзя». Таким образом, получается, что возле этих воротец нельзя делать некое «сико». Остается только выяснить, что это такое:

— Сэнсэй, а что такое «сико»?

— «Сико» — это «сико», — наставительно говорит Куниката и для пущей убедительности поворачивается ко всему классу боком и совершает несколько характерных движений руками в районе ширинки. После этой своеобразной демонстрации сомнений в том, что такое «сико», ни у кого не остается…

А преподаватели тем временем продолжают развлекать своих студентов японским театром. Не всех подряд, правда, а только тех, кто успел зарекомендовать себя заядлым театралом. Тут я, ясное дело, в первых рядах. На этот раз — очередь за бунраку.

Бунраку — традиционный японский кукольный театр. Только он предназначен вовсе не для детей. Театр ставит классические пьесы из старинной японской жизни с костюмами и прочим. Куклы бунраку — нечто удивительное. Они большие, человеку выше пояса. И фактически это куклы-фантомы. У них есть голова, кисти рук и ноги. (Правда, ноги — только у мужчин). Все остальное составляет кимоно и искусство кукловода. Куклу ведут три человека. Один — главный мастер — управляет головой и правой рукой. Второй — левой рукой. И третий — ногами. Всех этих красавцев на сцене видно. Но лицо открыто только у мастера. Два других кукловода одеты в черные костюмы с капюшонами на лицах. Чтобы быть выше кукол, кукловоды ходят в специальных сценических гета, которые скорее напоминают не обувь, а две небольшие табуретки со шнуровкой для ног.

Молоденький сэнсэй Кубори (тот самый, который мне дал билет в кабуки) показывал нам целый фильм о том, как управляют куклами бунраку. Это ужасно интересно — чтобы научится вести ноги куклы, тренируются с раннего детства около двадцать лет. Еще десять лет тренировок, и ты можешь начинать орудовать левой рукой. Еще десять лет — и переходи к голове… [41]

Куклы с их роскошными костюмами и белыми, совсем человеческими точеными лицами создают полное впечатление одушевленности. Они принимают абсолютно естественные позы, двигают глазами и действительно выражают эмоции. Ноги и руки кукол не существуют — руки кукловодов подставлены в нужное время и в нужном месте под кимоно кукол. Ошибешься на миллиметр — и иллюзия реальной жизни пропадет… А внутри шеи проходит корд — мастер подтягивает его пальцем, и кукла кивает головой. «Это нить жизни, — говорит кукловод — если ее случайно упустить, получится так. — Опускает, кукла безжизненно и резко роняет голову вперед. — Видите — это смерть, и ничем уже не поможешь…» Свой мир у кукол, свой взгляд. Интересно, как они относятся к кукловодам? Любят их? Ненавидят?

41

Таким образом, главным кукловодом человек из сценической семьи становится лет в 45. А со стороны попасть в эту среду мало кому удается, все кукловоды, как правило, наследственные мастера.

В коридоре театра бунраку стояли три наших молодых сэнсэя, включая дамского любимчика Хиротани, и раздавали студентам билеты. Впервые в жизни я увидела всю эту компанию без костюмов, галстуков и официальных лиц — в джинсах, футболках, кто-то даже в красных кроссовках. И вдруг стало понятно, что они совсем мальчишки. Наверняка младше меня. Удивительное открытие.

Пьеса, на которую мы ходили, называлась «Масляный ад». Старинная история про убийство хозяйки масляной лавки. Убийца и жертва долго борются на скользком от разлитого масла полу магазина. Жизнь и смерть кукол до ужаса напоминают человеческую…

Сэнсэй-архитектор Сакураи прислал мне имейл по-английски о том, что мне не мешало бы приехать к нему в университет Кинки — надо дооформить какие-то документы для офиса. Время для этого было не слишком удачное — назавтра мы собиралась на вечерние огни в Нару, а через два дня выезжали в Исэ. Я вежливо написала ему, что неплохо бы мне подъехать в четверг, если ему, конечно, удобно. (На самом деле — это и был единственный для меня возможный день). Поскольку дело было довольно тонкое, для уверенности в достаточной вежливости ответа я вызвала к компьютеру Эку — большого специалиста в официальном английском. Эка вполне одобрила послание, но заметила, что ей необходимо взглянуть на изначальное письмо сэнсэя. (Эка вообще ужасно тщательная.) Я покопалась в файлах и выдала ей послание.