Япония. Вся правда. Первая полная антология катастрофы
Шрифт:
Вместе с паром наружу попал так называемый реакторный газ – смесь летучих радиоактивных компонентов, образующихся в активной зоне реактора, которые, однако, не усваиваются человеческим организмом и быстро рассеиваются в атмосфере. Поэтому сам по себе выход наружу горячего пара не представлял бы большой опасности – однако вскоре после этого в атмосфере возле станции обнаружили продукты разложения урана – радиоактивные и очень опасные для человека цезий, стронций и йод. Это могло означать только одно – что успела расплавиться оболочка по крайней мере части твэлов и продукты распада из них попали в состав газа, а значит, можно ждать дальнейших серьезных выбросов радиации. Внутри контейнмента ее уровень уже тогда в сотни раз превышал норму.
К сожалению, этих мер оказалось недостаточно. Остававшаяся в реакторе вода от соприкосновений с раскаленными циркониевыми твэлами и под действием радиации превращалась в кислород и водород, который скапливался под куполом реактора в таком количестве, что его давление уже через несколько часов превысило запас прочности, и на первом реакторе прогремел взрыв. Об этом и следующих взрывах в новостях будут говорить, что «над станцией внезапно поднялся белый дым» – этот дым и есть водород, вырвавшийся наружу. Только, в отличие от запланированного выброса пара, в этот раз разбушевавшийся газ не очень заботился о сохранности реактора, а потому корпус энергоблока серьезно пострадал. В следующие дни подобные взрывы произойдут также на втором и третьем реакторах, где происходили
Когда стало понятно, что реактор уже не спасти и даже если кризис удастся преодолеть, он все равно больше никогда не сможет работать из-за сильного разрушения активной зоны, руководство компании TEPCO решилось на охлаждение реактора морской водой – мера, которая при любом раскладе делает его в дальнейшем непригодным к использованию. Из-за остановки системы циркуляции воды и частичного нарушения ее контура охлаждать реактор морской водой приходилось только внешне и всеми подручными способами – с вертолетов, пожарными машинами, водометами и т. п. Конечно, подобные способы охлаждения сами по себе гораздо менее эффективные, чем предусмотренные конструкцией реактора. Кроме того, они небезопасны – при контакте холодной воды с раскаленным цирконием твэлов, во-первых, моментально образуется большое количество пара, что снова ведет к повышению давления внутри реактора, а во-вторых, резкий температурный перепад может вызвать трещины оболочки и дальнейшее разрушение топлива. И то и другое сопровождается дальнейшими выбросами радиации, так что уже тогда было понятно, что спасти ситуацию можно только ценой серьезного радиационного заражения окружающей территории, а возможно, и ценой здоровья людей, участвующих в аварийном охлаждении. Однако, если бы оно не производилось, риск был бы еще выше – под действием растущей температуры твэлы продолжали бы плавиться, а вместе с ними и само ядерное топливо (именно это называется английским словом «мелтдаун», которым так пугали своих читателей СМИ в разгар аварии), и раскаленная смесь циркония и урана стекала бы на самое дно реактора, куда не достают регулирующие стержни, а значит, свободные нейтроны после ядерного распада поглощаются в гораздо меньшем количестве, и реакция ядерного распада вновь ускорится, что резко повысит температуру, а вместе с ней и давление, и приведет к разрушению корпуса реактора с выбросом в атмосферу большого количества пара с содержанием продуктов разложения урана из тех самых расплавленных твэлов. В этом случае радиоактивные дожди могли бы пройти на большой территории и заражение затронуло бы многие страны, а не только окрестности АЭС.
На четвертом реакторе проблемы носили несколько другой характер. В момент землетрясения он был на профилактике, поэтому топлива в активной зоне там не было, но взрыв пара и вслед за ним пожар произошли на складе отработанного топлива, который также находится внутри здания реактора. Стержни из активной зоны попадают туда по специальным каналам для безопасного охлаждения. Этот склад иногда называют бассейном, потому что использованные твэлы в нем хранятся в воде, которая циркулирует, поддерживая безопасную температуру и не давая распространиться радиации. Кроме того, там находится определенное количество борной кислоты, которая поглощает избыточные нейтроны и не дает возобновиться ядерной реакции. Из-за общего нарушения системы охлаждения уровень воды в бассейне упал ниже необходимого, и часть стержней оказалась выше этого уровня (кроме того, часть воды могла выкипеть, как это произошло на первых трех реакторах); из-за прекращения охлаждения их температура стала расти (даже в отработанных твэлах еще долго продолжаются процессы, связанные с большим выделением тепла), оставшаяся вода закипать и повышать давление, что и стало причиной взрыва и вызванного им пожара. Естественно, здесь также имело место частичное расплавление топливных стержней и связанный с этим выброс радиации, объем которого из-за горения только увеличился. Эксперты сходятся на том, что таких проблем на четвертом блоке уж точно можно было избежать – вероятно, специалисты TEPCO в первые дни настолько были поглощены происходящим на первых трех реакторах, что на неработающий четвертый даже не обратили внимания, забыв о том, что там все же есть большое количество отработанного ядерного топлива.
По замыслу ликвидаторов аварии, ее охлаждение «подручными мерами» должно было производиться лишь первое время – чтобы сбить температуру реакторов и не дать им нагреться до такого состояния, когда может возобновиться реакция ядерного распада в активной зоне, пока будет восстанавливаться электроснабжение и налаживаться система охлаждения станции. Однако этот процесс затянулся – уровень разрушений был выше, чем изначально предполагалось, что потребовало более длительных работ, а сил на ликвидацию в первые дни было брошено недостаточно. Однако впоследствии вынужденный сброс воды сам стал источником новых проблем – из-за наличия большого количества воды внутри реакторов запустить систему охлаждения технически было невозможно. Этот замкнутый круг только усилился, когда были обнаружены многочисленные бреши и утечки – вода, которой заливали реакторы, выходила наружу, пропитывала собой землю в районе станции, попадала в океан. Только теперь уже – побывав в жерле реактора! – эта вода из обычной превратилась в радиоактивную, а часть ее, которая соприкасалась непосредственно с ядерным топливом, – просто в смертельно опасную. Попытки операторов найти и заделать бреши казались такими же суетливыми и беспомощными, как несколько ранее попытки охладить раскаленные реакторы, однако их можно понять – проблемы в Фукусиме буквально грузились одна на другую. Ведь остановить постоянную подачу воды тоже было нельзя – иначе вновь могла бы начать расти температура в реакторе. Таким образом, ту воду, которая текла со станции, только теперь уже насыщенная радиоактивными изотопами, и от которой нужно было как-то избавляться, люди сами же и продолжали постоянно заливать в реактор – у них просто не было выбора. Некоторое количество воды вынужденно было сброшено в океан, конечно, это была так называемая низкорадиоактивная вода, которая не должна представлять опасности для животного и растительного мира Мирового океана. Какие объемы радиоактивного йода, цезия и стронция из жерла атомной станции в итоге все-таки попали с водой в землю и море, пока оценить сложно, но в том, что полностью избежать их утечки не удалось, можно практически не сомневаться. И даже когда ситуация более-менее стабилизировалась, это не означало прекращения выбросов радиации – по самым оптимистичным прогнозам, они будут продолжаться 3–4 месяца с момента аварии, а на полную ликвидацию последствий уйдут годы.
Остается главный вопрос: в чем же причина того, что казавшаяся поначалу если не несерьезной, то хотя бы контролируемой авария приобрела такой масштаб? Ведь на станции не случилось ни катастрофического взрыва, ни разрушения реакторов – ничего такого, что с самого начала говорило о непоправимости аварии. Полному и подробному ответу на этот вопрос еще будут посвящены десятки публикаций, от серьезных научных исследований до статей в популярных журналах, однако некоторые выводы можно сделать уже сейчас.
Одна из причин – конструктивные недостатки самой станции. Как выяснилось (к сожалению, только на практике), станция не была готова к столь
Землетрясение 11 марта 2011 года магнитудой 9,1 стало, по разным оценкам, четвертым или пятым по силе с 1900 года по данным геологической службы США. Сильнее его только землетрясения 1960 года в Чили (9,5), 1964 года на Аляске (9,2) и в 2004 году у берегов острова Суматра в Индонезии (9,1, оно же породило самую разрушительную в новейшей истории волну цунами, поразившую многие страны Индийского океана). Землетрясение 1952 года на Камчатке обладало такой же силой, что и нынешнее японское, – 9,1.
Причем сами реакторы к бедствию оказались готовы – они выстояли и не получили значительных повреждений, которые практически не доставили бы хлопот, не выйди из строя система охлаждения. Прочными оказались здания реакторов и к взрывам водорода: разрушение внешней облицовки – ничто по сравнению с серьезным повреждением активной зоны. Но создается впечатление, что японские проектировщики при продумывании безопасности взглянули на проблему не очень широко – и, уделив максимальное внимание самому «сердцу» станции, недостаточно ответственно отнеслись к другим постройкам на ее территории. Отдельное строение, где помещались резервные дизельные генераторы, оказалось очень непрочным и близким к поверхности земли, что еще более странно, учитывая непосредственную близость моря и возможность цунами. Видимо, проектировщики посчитали, что какие-то запасные генераторы – это вам не ядерный реактор, на них можно и сэкономить. Но в итоге, как мы уже знаем, корнем проблемы оказался именно коллапс этих генераторов, после которого оказалась обесточенной система охлаждения, и энергоблоки начали нагреваться. А когда энергоблок с загруженным ядерным топливом нет возможности охладить, прочность и сейсмоустойчивость его корпуса, как мы понимаем, играет уже очень второстепенную роль. Кроме того, как мы помним, большое количество проблем создал склад отработанного топлива, который располагался на четвертом этаже четвертого блока. Если бы на его месте были запасные генераторы, они бы не отключились из-за цунами – вода бы до них просто не достала. А из бассейна с отработанными твэлами ближе к земле, напротив, вода бы так легко не ушла, и подать ее туда в случае опасного роста температуры было бы намного проще. На «Фукусиме-1» же все было устроено с точностью до наоборот. Так что налицо очевидные просчеты в конструкции станции, что тем более удивительно, зная не только высокие требования к безопасности в атомной энергетике после чернобыльской аварии, но и традиционную японскую аккуратность.
Но кроме конструкционного важнейшую роль сыграл и человеческий, или, если так можно выразиться, «управленческий» фактор. Во-первых, в Японии просто отсутствовала система управления кризисами на АЭС – некий заранее очерченный круг людей, принимающих решения и обладающих полномочиями, вступающими в силу в экстренной ситуации. В России такая система есть после чернобыльской аварии, японцы же на чужих ошибках решили не учиться и дождались своих – в самый ответственный момент решения принимать оказалось просто некому. Вся ответственность свалилась на управляющую компанию Tokyo Electric Power, которая вообще-то занимается энергетическим бизнесом, а не техногенными катастрофами; если так можно выразиться, она больше похожа на министерство финансов, чем на МЧС. Впрочем, оправдывать TEPCO тоже не стоит, в крупной компании, занимающейся столь серьезным делом, как атомная энергетика, должна быть продумана модель действий в кризисной ситуации. Видимо, продумана она не была, так как практически все эксперты (а тем более общественное мнение) сходятся в том, что компания действовала медленно, нерешительно и неэффективно. Люди, работавшие на станции, не могли не понять, что произойдет в момент отключения электроэнергии. Соответственно, в этот же самый момент, пока работали запасные генераторы и никакой аварии с выбросом радиации еще не случилось, а значит, на станции беспрепятственно можно было проводить любые работы, должно было начаться подключение к альтернативным источникам электроэнергии любой ценой. Времени на это было, по позднейшим заключениям экспертов, не меньше 15 часов. Для страны с такими технологическими и экономическими возможностями, как Япония, это не должно было стать проблемой. Несмотря на официальное отсутствие армии, численность японских Сил самообороны достаточно велика, к ним еще можно прибавить пожарных, полицию – людей, кому государство может приказывать, и в демократической Японии предостаточно. Транспортное сообщение, дорожная сеть – на уровне самых развитых стран мира, мобилизацию и переброску к месту аварии можно было бы осуществить за несколько часов, ведь специалисты-ядерщики уже тогда понимали, что страна стоит на пороге крупнейшей ядерной катастрофы. Вместе с людьми к станции могли бы быть подогнаны мобильные генераторы электроэнергии (или плавучие – станция на берегу моря). Пока они бы вырабатывали свой ресурс – новые. Одновременно со всем этим производилось бы восстановление постоянного электроснабжения и подключение станции к единой энергосистеме. После этого система охлаждения могла бы вернуться к стабильной работе, и реакторы постепенно были бы охлаждены до нормального безопасного состояния вообще без выброса радиации. На этой стадии о «Фукусиме-1» уже даже перестали бы говорить в новостях – это совершенно рабочий, рядовой процесс. Но, к сожалению, в этом сценарии слишком часто встречается частица «бы». В реальности же всех этих действий предпринято не было. Ответственных не нашлось, инструкций – тоже, а без этого работники станции и руководство TEPCO в буквальном смысле сидело и смотрело, что же будет дальше. В первые часы, когда все можно было поправить, вообще не предпринималось никаких действий. Попытки аварийного охлаждения начались только когда реакторы действительно нагрелись до опасного состояния – как будто инженеры на них думали, что «а вдруг пронесет». Попытки подведения запасного электричества начались слишком поздно – уже после нескольких аварий с выбросом радиации, после которого работать на АЭС в нормальном режиме уже было нельзя. Когда же электричество худо-бедно было подключено, оказалось, что реакторы уже настолько разрушены из-за все это время шедших в них процессов, что запитывать ими, по сути, уже нечего – приходится продолжать заливать воду из насосов и пожарных машин, которая потом сама создает новые проблемы, вытекая из реактора уже сильно «пропитанной» радиацией.
Примером эффективного урегулирования ситуации, сложившейся в Фукусиме, может стать кризис на Армянской АЭС в 1988 году, где, кстати, были установлены реакторы, аналогичные японским. Тогда, 7 декабря в 11.41, на северо-востоке Армении произошло землетрясение, которое позже будет названо Спитакским (по названию города, который оно полностью разрушило) и унесет жизни 25 тысяч человек, а в первое время известное всем просто как «землетрясение в Армении». Во время бедствия почти весь персонал покинул станцию, хотя серьезных повреждений она не получила и угрозы не представляла. Но атомная станция, пущенная на самотек, опасна даже в отсутствие каких-либо признаков природных катастроф. Совет Министров СССР и Минатом для предотвращения аварии из-за возможного перегрева реакторов оперативно перебросили на обезлюдевшую станцию работников других АЭС, причем большей частью с Кольской АЭС в Мурманской области, откуда до Армении, скажем так, несколько Японий. Эти люди быстро восстановили подачу воды и спасли реакторы. Впоследствии по решению Совмина Армянской ССР станция была остановлена из-за сохранявшейся сейсмической опасности и вновь открыта только уже властями независимой Армении.