Японская новелла
Шрифт:
— Парнишка совсем от рук отбился. Только и знает, что бегать в “Зеленую крышу”.
Мы молча побрели в сторону моста...
ПОСЛЕ СМЕРТИ
... Ложась в постель, я непременно должен что-нибудь почитать на ночь. В противном случае мне трудно заснуть. Впрочем, случается, что и чтение не помогает. Поэтому у моего изголовья рядом с ночником всегда стоит склянка с таблетками адалина.
В тот вечер я, по обыкновению, прихватил с собой несколько книг, забрался в постель под сетку от москитов и включил ночник
—
— Три.
— Три часа ночи? Я думала, еще только час.
В ответ я пробормотал что-то невразумительное, давая понять, что не расположен пускаться в разговоры.
— “Все, не мешай, спи”, — передразнила меня жена и тихонько хихикнула. Спустя несколько минут она уже безмятежно спала, уткнувшись носом в головку ребенка.
Повернувшись лицом к ним, я принялся читать книгу под названием “Поучительные истории о карме, прогоняющие сон”. Это сочинение в восьми частях, состоящее из рассказов японского, китайского и индийского происхождения, собранных в годы Кёхо каким-то монахом. По-настоящему оригинальных и уж тем более увлекательных историй среди них почти не встречалось. Пока я читал раздел, посвященный пяти принципам конфуцианской морали, определяющим отношения между государем и подданным, отцом и сыном, мужем и женой и т. д., меня стала одолевать дремота. Я потушил ночник и тут же провалился в сон.
И приснилось мне, будто в невыносимо душный день я иду по улице вместе с S. Посыпанная гравием улица не более полутора кэнов в ширину. И вдобавок на всех домах натянуты одинаковые навесы от солнца цвета хаки.
— Признаться, я не думал, что ты так рано умрешь, — сказал мне S., обмахиваясь веером. По тону его чувствовалось, что он жалеет меня, но не хочет этого показать. — Мне казалось, ты будешь жить долго.
— Правда?
— Конечно. Мы все так думали. Постой-ка, ты ведь на пять лет моложе меня. Та-ак... — S. принялся загибать пальцы. — Выходит, тебе было всего тридцать четыре года? Умереть в таком возрасте... — добавил S. и неожиданно умолк.
Не могу сказать, чтобы я особенно горевал о своей кончине, но отчего-то мне стало неловко перед S.
— Видно, и работа твоя осталась незавершенной, — с сочувствием продолжал S.
— Да, я как раз начал писать большую повесть.
— А как твоя супруга?
— Здорова. И ребенок последнее время не хворает.
— Ну, это самое главное. Не знаю, когда суждено умереть мне, но...
Я быстро взглянул на S. Чувствовалось, он рад тому, что умер я, а не он. Судя по всему, S. понял, что я прочел его мысли, и, скроив неприятную мину, замолчал.
Какое-то время мы шли молча. Заслоняясь веером от солнца, S. остановился перед большой продуктовой лавкой.
— Извини, мне сюда, — сказал он.
В глубине полутемной лавки стояло несколько горшков с белыми хризантемами. Я вдруг вспомнил, что семье S. принадлежит филиал магазина “Аокидо”.
— Разве ты живешь с отцом?
— Да, с недавних пор.
— Ну пока.
Распрощавшись с S., я свернул на боковую улочку. В витрине углового магазина был выставлен
Старая калитка и потемневшая ограда казались такими же, как всегда. Даже сакура, выглядывавшая из-за ограды, была в точности такой, какой я ее видел вчера. Но на воротах висела табличка с фамилией нового хозяина: Кусибэ. Взглянув на эту табличку, я впервые осознал, что меня больше нет на свете. Однако это не помешало мне войти в ворота и подняться в дом.
Жена сидела на галерее перед столовой и мастерила игрушечные доспехи. Пол рядом с ней был усыпан обрезками покоробившейся бамбуковой коры, однако на коленях у нее лежала лишь нательная часть панциря да одно кусадзури.
— Где малыш? — спросил я, усаживаясь.
— Вчера я отправила его с теткой и бабушкой в Кугэнуму.
— А дедушка?
— Он пошел в банк.
— Значит, дома никого нет?
— Только я и Сидзуя.
Не поднимая головы от работы, жена прокалывала иглой бамбуковую кору, но по ее голосу я почувствовал, что она говорит неправду.
— Но на воротах висит табличка с фамилией какого-то Кусибэ! — воскликнул я, повысив голос.
Жена испуганно посмотрела на меня, и в глазах у нее появилось растерянное выражение, как всегда, когда я принимался ее бранить.
— Висит или нет?
— Да.
— Значит, этот тип тоже находится в доме? Жена смущенно вертела в руках свое рукоделие.
— Не думай, я не возражаю. Меня все равно уже нет в живых, — проговорил я, отчасти пытаясь убедить в этом самого себя, — а ты еще молодая женщина. Так что я тебя не виню. Главное, чтобы он был порядочным человеком.
Жена снова посмотрела на меня, и я понял по ее виду, что случилось непоправимое. От лица у меня отхлынула кровь.
— Это не так?
— Да нет, я не могу назвать его плохим человеком...
Однако я почувствовал, что жена не слишком жалует этого Кусибэ. Зачем же она вышла за него замуж? Я готов был простить ей измену, но мне было нестерпимо слушать, как она пытается оправдать в моих глазах этого негодяя.
— Неужели ты сможешь заставить нашего ребенка называть этого типа отцом?!
— Зачем ты так?
— Не смей его защищать!
Еще до того как я на нее закричал, жена закрыла лицо рукавом, и я увидел, как у нее вздрагивают плечи.
— Какая же ты дура! С тобой даже умереть спокойно нельзя!
Вне себя от гнева, я бросился в свой кабинет, даже не оглянувшись на жену. Там над притолокой висел пожарный багор с рукояткой, выкрашенной черным и красным лаком. У кого-то я уже видел точно такой багор... Пытаясь вспомнить, у кого именно, я очутился вдруг уже не в кабинете, а на дорожке, идущей вдоль живой изгороди.
Начинало смеркаться. Посыпанная шлаком тропинка была мокрой то ли от дождя, то ли от росы. Все еще не остыв от гнева, я шел широким шагом, но живая изгородь не кончалась.