Японский гербарий
Шрифт:
Кен сбросил с себя рубашку и, обнаженный по пояс, подался к Зигни. Его рука скользнула под ее тоненькую сиреневую майку, замерла и только потом медленно потянула ее край вверх.
— Кен, погоди… нет…
— Ты боишься меня, Зиг? Но я люблю тебя. Правда. Ну пожалуйста.
Его голос звучал так просительно, что Зигни почти рассердилась на себя, услышав собственный голос:
— Ох, Кен, я бы хотела, чтобы это произошло… не так.
Но руки Зигни помимо ее воли вцепились в плечи Кена, она притянула его к себе и почувствовала, как велико его желание. Кен застонал.
— О, Зиг, моя милая Зиг, ну пожалуйста…
Она
Не предавать себя? Так что же делать — поддаться желанию или, напротив, устоять перед соблазном? Она тихонько застонала и попробовала отстраниться. Капелька пота скатилась с горячего тела Кена и обожгла кожу на ее плече.
— Зигни, моя дорогая Зигни, я так хочу тебя… — выдохнул Кен прямо ей в ухо и оглушил на секунду.
Зигни показалось, что сейчас она лишится чувств, но она снова услышала шепот Кена:
— Зиг! Ты моя девочка!
— Да, да, — шептала она. — Но я хочу, чтобы мы… не сейчас, После, когда…
— Ты хочешь сказать, что согласна выйти за меня замуж? — Кен резко отодвинулся, внезапно осознав: он только что сделал предложение Зигни Рауд! Его сердце замерло в ожидании ответа. Зигни не отрываясь смотрела в его вдохновенное, решительное лицо. — Зигни, ну давай, давай скорее поженимся! — от произнесенных слов он спешил перейти к поступкам, и Зигни улыбнулась. — Ты ведь хочешь выйти за меня замуж, да? Ну скажи скорее!
— В этом нет никакого сомнения. — Она засмеялась.
Кен наклонился и поцеловал ее так нежно и так искренне, что Зигни едва не заплакала от невероятного ощущения, которое возникает, когда чего-то очень хочешь и это сбывается.
— Кен, так я могу взять эту книгу?
Кен уставился на нее, не понимая, о чем она говорит.
— Я знала, что книга существует, но никогда бы не подумала, что увижу ее, буду держать в руках, да еще такое давнее издание! Подумать только, она оказалась на чердаке этого дома! — Зигни тихонько засмеялась. — В американском городке Вакавилл, штат Калифорния!
— Но ты ведь понимаешь, это дом моего великого деда, малышка. — Кен потянулся к ней и снова крепко обнял.
— Пожалуйста, перестань, — тихо попросила Зигни. — Ты меня раздавишь. Жаркая волна поднялась и залила щеки, а потом опустилась вниз, и бедра вспыхнули огнем. — Кен…
Как бы хотелось ей сейчас отдаться ему! Страсть к Кену и к обретенной наконец цели собственной жизни соединились, и Зигни поняла, что готова отдаться тому и другому. Раствориться. Она не спрашивала себя, как отнеслась бы к Кену, не будь этого пыльного фолианта. Ясное дело, Кен вез ее сюда через всю Америку не за тем, чтобы показать домик знаменитого деда. Он предпринял романтическое путешествие, чтобы соблазнить. А что из этого вышло? Он сделал ей предложение.
А если бы не удивительная находка, я приняла бы это предложение? — вдруг пришла в голову Зигни неожиданная мысль.
Однажды Энн ей сказала:
— Девочка, ты из тех, чья душа питается словами. Чье тело будет сотрясаться от радости найденной рифмы.
В этой книге много слов. Тысячи, десятки тысяч. Нет, сотни тысяч слов. Значит, ее душе надолго хватит пищи. На годы.
— Имей в виду, — говорила Энн, провожая Зигни в очередной раз в аэропорт — Зигни прилетала на каникулы в Арвику, — многие мужчины захотят
— Энн, а ты никогда и никого не хотела впустить в свою жизнь? — спросила Зигни.
— Знаешь, я пока не нашла такого. Однажды я подумала, что нашла, но… Впрочем, неважно.
— Ты мне не расскажешь?
— Когда-нибудь. Тебе надо еще пожить на свете, чтобы понять то, что я тебе расскажу. Ты ведь знаешь, одна и та же книга, прочитанная в разном возрасте, воспринимается по-разному? Ты, конечно, и про это слышала, но вряд ли поняла сердцем.
Какое важное место в моей жизни заняла Энн, подумала Зигни. Интересно, что она скажет, когда узнает про Кена?
А потом Зигни и Кен обедали. Куриные грудки в ореховом соусе не успели сгореть окончательно и оказались невероятно вкусными, как и гарнир из бобов. Они ели молча, кажется, каждый был ошеломлен по-своему, но молчание не было неловким.
Потом они пили кофе на веранде, смахнув со столика хлебные кусочки, которые невесть откуда нанесли в клювах птицы, и Кен протер стол как следует мокрой тряпкой, очищая его от признаков свободной жизни птиц небесных.
Зигни поставила чашку на стол и с улыбкой посмотрела на Кена.
— Как я счастлива, Кен Стилвотер.
— Зиг, я тоже. Думаю, мои родители обрадуются. Они так любят тебя. И братья…
— Значит, насколько я понимаю, ты еще не передумал на мне жениться? — Редкие веснушки золотились на солнце, казалось, Зиг с головы до ног облита солнцем.
— О, Зиг, наконец-то до тебя дошло!
— Ну что ж, замечательно. Как мне здесь нравится… — Она окинула взглядом густые заросли кустов, зеленую лужайку с редкими цветами и беспечно порхающих птиц. — Здесь хорошо.
— Знаешь, я, кажется, догадался, откуда тут японский гербарий, — сказал Кен. — Наверняка кто-то из местных японцев подарил деду книгу.
— Местных японцев? — изумилась Зигни. — Здесь есть японцы? Я знала, что их много на Гавайях, но в Северной Калифорнии?..
— О, их тут много, и они давно облюбовали эти места. Они появились в Вакавилле в конце прошлого века, приехали на заработки. Сама знаешь, в Америке кого только нет. Японцы появились сразу вслед за китайцами, работали на фруктовых плантациях. Они плодились и утверждались на американской земле, получали образование в американских школах. Две улочки — Кендалл и Даббинс — я тебя свожу туда, это их улицы. Они даже построили буддийский храм. Говорят, в начале века Вакавилл походил на пригород Токио — так много было японцев. Они открывали магазины, становились едва ли не монополистами, но многонациональный городок спокойно относился к этому. А потом была бомбардировка Перл-Харбора, — продолжал Кен. — Храм подожгли, японцев депортировали из Вакавилла. Им дали на сборы месяц — за это время они должны были избавиться от всей собственности, продать или бросить, — в лагерь для перемещенных лиц в Аризоне, куда их отправляли, не позволяли брать имущество. Вот тогда-то «Манъёсю» — «Собрание мириад листьев» наверняка и попал к деду. Билл Рэдли, исходивший пешком все окрестности, был хорошо знаком с японцами, которые работали в полях и садах. Очень может быть, что ему это собрание стихов подарили на память о прошлом. Кое-кто из японцев вернулся в Вакавилл после войны, но их было уже гораздо меньше, чем прежде.