Ярлык Великого Хана
Шрифт:
Раненый, не мигая, тупо глядел на воеводу, не произнося ни слова. Думая, что он не понимает по русски. Порошин задал ему те же вопросы по-татарски, но снова не получил ответа. Тогда он вытащил саблю и приставил ее острие к горлу пленника.
– Ну, будешь говорить?– спросил он, слегка нажимал на рукоять.
– Погоди, бачка боярин, я скажу!– прохрипел раненый, почувствовав, что клинок впивается ему в шею.
– Вот так бы и сразу! Говори.
– Мы люди князя Баюша… А привел нас сюда его меньшой сын, Гаюн.
– Вот этот, что лежит простреленный?
– Он, бачка боярин.
– А знали
– Знали, бачка…
– Что же вы, собаки, женщин хотели поубивать?
– Как можно, бачка боярин? Убивать не хотели. Гаюн княжну живой взять.
– Княжну! А на что она ему?
– Того не знаю, бачка… Красивый девка, княжна… А может, он выкуп за нее хотел взять.
Больше спрашивать было не о чем. Приказав одному из дружинников скакать в монастырь и сказать монахам, чтобы пришли подобрать убитых и раненых, Порошин снова подошел к возку. Его разговор с пленником здесь все слышали ох слова до слова, так что повторять не было надобности.
– Царица небесная! – с негодованием воскликнула княгиня,– Я-то мыслила, что они на нас по неведенью наскочили, а это что же выходит? Какой-то поганый нехристь чуть не у ворот Спасова монастыря засаду ставит, чтобы захватить дочь муромского князя! И беспременно бы захватил, не подоспей ты ко времени, Василий Романыч! Эдак в скорости из хором на улицу с оглядками выходить придется!
– Да, видать, соседство у вас беспокойное, – сказал Василий и покосился на княжну. Она была бледна и в продолжении этих разговоров не промолвила еще ни слова, но Василий несколько раз ловил на себе ее пристальный взгляд, выражение которого трудно было определить в быстро сгущающихся сумерках.
– Ты, никак, заснул, Афанасий Никитич? – обратилась княгиня к воеводе.– Али станем тут ожидать, доколе они вдругораз нагрянут? Сей же час в Муром!
– Слушаюсь, матушка княгиня! Только опасаться уж нечего: небось те, что живыми ушли, чешут теперь по лесу, что твои зайцы!
– Все одно, не ночевать же тут.
Порошин отдал нужные распоряжения и сам вскочил на копя. На облучок повозки, вместо убитого кучера, сел один из дружинников и, разобрав вожжи, зацокал на лошадей.
– Ну, прощай, княгиня, и ты, княжна,– промолвил Василий, тоже успевший сесть на коня.– Счастливой вам дороги, а мой путь в другую сторону.
– Да ты что, батюшка? Али в Муром не заедешь?– с удивлением спросила княгиня.
– Поспешать мне надобно в Стародуб, княгиня, и далее на полночь. Путь наш не близок, а осень не за горами.
– И слышать того не хочу, боярин! Как это можно; ты нас от полона либо от смерти спас и теперь мыслишь уехать, не давши князю поблагодарить тебя? Да он мне в жизни не простит, коли я тебя отпущу!
– Видит Бог, княгиня…
– Бог-то видит, да вот ты не видишь! Может, разбойники снова впереди засели, чтобы дело свое довершить, а ты нас одних покинешь? Не ждала я от тебя такого, право, не ждала!
– Ну, коли так, еду, княгиня, – после небольшого колебания сказал Василий и тронул плетью своего коня.
Глава 34
Того же лета князь Юрий Ярославич Муромский обнови град свой, отчину свою Муром, запустевший отдавна. И постави двор свой во граде, такоже и бояре его, и вельможи, и купцы,
Едва ли сыщется на Руси хоть десяток городов, которые по древности могли бы потягаться с Муромом. Точное время его возникновения неизвестно, но, во всяком случае, существовал он еще до призвания Рюрика.
Раскопки археологов показали, что еще в доисторические времена в этих местах кочевали охотники за мамонтами, оставившие по себе многочисленные следы, в виде всевозможных каменных орудий, костей убитых ими животных и т. п. Позже обитало тут чудское племя мурома, от которого и получило свое название городище, служившее тому племени столицей.
О муроме, как о народе, в истории не осталось почти никаких сведений. Когда она исчезла и когда появились туг первые славяне, неизвестно. Можно лишь указать, что с десятого века мурома,– как некая этнографическая единица, сохранившая какие-то признаки обособленности,– уже не упоминается ни в одном письменном источнике. Очевидно, к этому времени она полностью растворилась в славянской массе, а город Муром сделался центром образовавшегося тут русского княжества, подчиненного Киеву.
Распределяя русские земли между своими многочисленными сыновьями, Владимир Святой отдал Муромское княжество Глебу, тоже причисленному православной Церковью к лику святых. Как известно, Глеб Владимирович в 1015 году был убит своим братом, Святополком Окаянным, после чего в Муроме сидели киевские наместники, но в конце того же одиннадцатого века он перешел во владение черниговского князя Олега Святославича, который отдал Муромскую и Рязанскую земли своему брату Ярославу, чьи потомки с той поры там и княжили.
При татарском нашествии героически сопротивлявшийся Муром в 1239 году был выжжен дотла и почти все его защитники перебиты. По преданью, лишь небольшое число жителей города, выведенных монахами Спасского монастыря через потайной ход, спаслось в окрестных лесах.
Едва успев немного отстроиться,– в 1281 году, во время очередной междоусобицы, Муром был разрушен князем Андреем Городецким, а то, что уцелело от этого разрушения, через семь лет снова было сожжено татарами. С тех пор несколько десятков лет город находился в полном запустении, некогда обширная торговля его замерла, и муромский край одичал. Большая часть населения, укрывшись в дремучих Лесах, промышляла охотой, рыбной ловлей, бортничеством, а то и просто разбоем. С этого именно времени муромские леса приобретают свою громкую разбойную славу, широко отразившуюся в русском народном эпосе.
Во второй четверти четырнадцатого века старшим из муромских князей был Василий Ярославич. По характеру а привычкам он полностью соответствовал своему одичавшему народу: жил в невзрачных и темных хоромах, хуже, чем иной боярский сын; рано овдовев, вел беспорядочный образ жизни и, кроме охоты, мало чем интересовался. О восстановлении лежавшего в развалинах Мурома он не заботился, считая, что все равно его кто-нибудь снова разрушит, и делами земли своей занимался мало. При всем том был он добр и миролюбив, усобиц ни с кем не заводил, и в Муромском княжестве при нем почти открыто распоряжались московские князья.