Ярмарка теней (сборник)
Шрифт:
— Здравствуйте! — смущенно сказал Второв.
— Здравствуйте!… — протянул брюнет.
— Здоровеньки булы! — подмигнул блондин с редкими прямыми волосами и узким лицом.
Брюнет поставил недопитую мензурку на стол и вопросительно посмотрел на Второва. Блондин колебался, но выпил (он тоже пил из мензурки), взяв для закуски кусок колбасы и белый хлеб.
— Прошу прощения, я, кажется, помешал?
— Ничего, ничего, — сказал блондин. — А вам кто, собственно, нужен?
— Моя фамилия Второв, мне предложили временно руководить лабораторией…
Блондин, покраснев,
Брюнет начал медленно пятиться. Полоска света от окна между ним и краем стола стала расти так мучительно медленно, что Второву захотелось подтолкнуть его.
— Отмечаете? — неопределенно сказал он и шагнул мимо стола к окну, где стояли приземистые шкафы с книгами. Второв чувствовал, что тоже начинает краснеть, нужно было как-то действовать.
— Вы попали в самую точку: перерыв у нас, вот отмечаем, — выдохнул блондин. — День рождения вот… у него. А здесь кабинетик пустует. Вот мы и собрались обмыть, так сказать, его… — Он ткнул пальцем в брюнета, уже успевшего отдалиться на почтительное расстояние от стола и приблизиться к распахнутой настежь двери.
Тот застыл на несколько мгновений, соображая, к чему ведет подобный поворот ситуации.
— Да, — неуверенно сказал он, — день рождения у меня. Я родился.
Брюнет уже освоился и решительным шагом приблизился к столу.
— Может, вы с нами за компанию, так сказать? — нарочито веселым голосом спросил он и взялся за колбу.
— Вот именно! В честь знакомства, — заулыбался блондин…
Второв посмотрел на них. Черти этакие! Блондин, должно быть, плут и пройдоха, каких свет не видывал.
— Спасибо, — сказал Второв, — не пью. А вы пейте.
— Как вас величают-то? — полюбопытствовал блондин.
— Александр Григорьич.
— А меня Сергей Федорович Сомов, я главный механик в этой лаборатории, а он электрик наш, Анатолий Стеценко, значит. Ваше здоровье!
Выпив, Сомов развеселился. По его лицу разлился румянец, глаза заблестели. Он толкнул в бок «именинника»:
— Вот не гадали, Стеценко, что мы сегодня с тобой будем новое начальство обмывать! А?
— Да, — сказал Стеценко басом, — это уж факт.
— А кто сейчас лабораторией Аполлинария Аристарховича командует? спросил Второв.
— Считается, что новый директор, — словоохотливо объяснил Сомов, беря кусок колбасы, — но мы видели его за это время всего один раз. Оно, правда, после Аполлоши, не в обиду будет сказано, Филипп будет помельче. И фигурой, и головой не вышел. Правильно, Анатолий?
— Точно. Насчет головы не знаю, а с фигурой у покойника было все в порядке. Высокий, плечистый, и сила у него была дай бог.
— Да, а ведь старик, пенсионер, считай. А как тогда он эту тележку свернул, а? — Сомов просиял, словно он сам совершил этот подвиг.
— Какую тележку? — удивился Второв.
— Было тут одно дело, — улыбнулся Стеценко. — Старик выезжал со двора на своей машине, а в воротах наши подсобники застряли с тележкой, на ней возят корм для зверья. Мотор заглох, и как-то она у них так развернулась, что стала поперек — ни пройти, ни проехать. Ждал, ждал академик, а работяги
— Новички, — разъясняюще вставил Сомов.
— Да. Одним словом, рассвирепев, Аполлон выскочил из машины и вывернул все в кювет. И понес, и понес…
— А в ней не меньше трехсот килограммов, — сказал Сомов.
— Больше, — заметил Стеценко.
— А свидетели этого происшествия, наверное, были под хмельком? улыбнулся Второв.
— Ей-ей, Александр Григорьевич, — горячо запротестовал Сомов, — вот вы не верите, а пойдите спросите хотя бы нашу лабораторию, да и весь институт вам точно скажет…
— Что же скажет мне институт?
— Необыкновенный человек был покойник. То есть такие номера откалывал, уму непостижимо. Особенно в последнее время, перед смертью.
— Ну посудите сами, товарищи: старику за шестьдесят, а он такие тяжести ворочал. Вы можете быть самокритичными?
— Мы очень критичные, — убежденно сказал Стеценко, — но такое дело было, это факт.
— Да, — подтвердил Сомов, — было, ничего не скажешь. А какой у него глаз, ого! Все видел, все помнил! Как у нас в лаборатории прорабатывали Николая, помнишь, Толя?
— Все тогда говорили об этом, — кивнул головой Стеценко.
— Вы знаете, у нас здесь один парень проштрафился, прогулял два дня, рассказывал Сомов. — Разбирали его дело на собрании коллектива лаборатории, и нужно было рассказать, как Николай пришел на работу, что делал, — одним словом, дать характеристику. Сам Николай сказал два слова и молчит. Тогда выступает академик. И как начал!… Вот уж голова, я вам скажу! Все описал: когда Николай поступил, как был одет, что говорил. Даже цвет туфель запомнил. И что Колька курил сначала сигареты с мундштуком, а затем бросил и перешел на папиросы, тоже упомнил.
«Легендарная личность», — подумал Второв. Его стала немного раздражать предупредительная словоохотливость механиков, и он прекратил расспросы.
Сомов, видно, почувствовал скрытую напряженность нового начальника. Он свернул газету и прихватил колбу.
— Мы пойдем, Александр Григорьич. Спасибо за компанию. Извиняйте, если что не так. Пошли, Стеценко.
Они ушли. Второв открыл окно. В комнату ворвался лес, свежий и пахучий. Где-то совсем рядом пели птицы; казалось, что их пронзительные голоса раздаются в самом кабинете.
«А ведь здесь действительно неплохо. Тишина, свежий воздух, и людей в лаборатории немного. Кузьмич молодец, что сунул меня сюда. Немного передохну от сумасшедшей гонки…»
Второв потянулся, зевнул и тряхнул головой, отгоняя назойливые мысли о неоконченной работе по вторичным структурам ферментов. Где-то среди обрывков формул и реакций всплыл голубой конверт с письмом и тут же исчез, смытый новым потоком мыслей.
— Директора, пожалуйста… — Телефонная трубка, тысячи раз бывавшая в руках Кузовкина, была холодной и очень чужой. — Филипп Васильич? Это Второв. Алексей Кузьмич звонил вам?… Да, я согласен. Знакомлюсь с лабораторией. К концу дня зайду к вам. Нет, для меня очень важно первое впечатление, а потом я буду готов выслушивать разъяснения… Вы правильно поняли меня. Добро.