Ярмарка теней (сборник)
Шрифт:
— Где же выход, о господи! В чем наш выход, о боже!
— Замолчите! — крикнул Второв. — Вы, мистер Кроуфорд, рассуждаете не как ученый, а как обыватель с больной печенкой!
Второв умолк. Кроуфорд раскачивался на стуле, точно маятник с неправильной периодичностью.
— Где же выход, о боже! Где же выход, о господи!
— Ну чего вы расклеились? Это действительно все… не очень. Но и причины для отчаяния я не вижу.
— У вас не пьют сухой джин и виски?
— Нет, не пьют. У нас пьют водку.
— У вас мужчина не обманывает женщину и наоборот?
Второв молчал, подперев голову кулаком.
— Мне
Второв хлопнул по столу ладонью и тихо сказал:
— Перестаньте молоть чушь! Нам завтра работать…
Он тяжело поднялся и вышел на улицу подышать. Кроуфорд остался за столиком.
Зал ресторана чудовищно преобразился. У присутствующих выросли огромные носы, все ходили, цепляясь носами друг за друга. При столкновении носы высекали голубые и оранжевые искры.
— Однако здорово вас разобрало, — неодобрительно сказал возвратившийся Второв.
— Любое начало можно рассматривать как начало некоторого конца, глубокомысленно изрек, низвергаясь с дымных высот, Кроуфорд.
Второву вдруг стало смешно.
— А как же ваша семья, мистер Кроуфорд? Потребуется определенное алиби, а? Жены на такие шалости смотрят косо, насколько мне известно.
— О-о-о! — неопределенно отозвался Кроуфорд.
Уже совсем рассвело, и разноцветные сверкающие машины мчались по чистым улицам, и люди шли, будто ничего не произошло, не происходило и не будет происходить, и все торопились так же, как и вчера, так же, как будут торопиться завтра и послезавтра, и тогда Второв впервые подумал…
Прямо перед ними стояла санитарная автомашина, в которую задвигали носилки с телом, покрытым простыней. Голова с открытым ртом вынырнула из-под простыни, словно хотела сообщить миру еще кое-что, очень ценное, единственное, нужное, известное только ей. Это была голова того бывшего красавчика, от которого ушла куколка в сопровождении поклонников…
— Несчастный случай?
— Просто напился. Алкогольная интоксикация, — сухо ответил врач.
И тогда Второв подумал, что он за эти сутки вплотную познакомился с бытием людей, которые умеют и совершенно не умеют веселиться. Был день Благодарения, и каждый встречал праздник, как умел.
БЕЛЫЙ ПАРОХОД «АРЛТОН»
На горизонте в двух-трех милях от берега возвышался корабль. Ярко светило солнце, но море волновалось. Свежий ветер срывал с пенистых волн мельчайшую водяную пыль. За кормой катера в мыльном шлейфе Второв различал нечеткие очертания радуги. Их порядком укачало, пока они добрались до судна. Катерок был маленький, слабосильный, то и дело клевал носом, и пассажиры повторяли его движения. Кроуфорд внешне держался молодцом, и Второв тоже старался не подать виду, насколько плохо себя чувствует.
Борт корабля показался ему стеной небоскреба. Черные буквы на носу судна сообщали, что Второв прибыл на «Арлтон». Качка на «Арлтоне» не чувствовалась. Корабль сидел в воде неподвижный, ослепительно белый, словно айсберг, только что отколовшийся от антарктических льдов.
На палубе их встретил помощник капитана,
Второв провожал глазами катер, медленно погружавшийся в полосу прибрежного тумана.
Он чувствовал себя не очень уверенно. Хотя он и предупредил главу делегации, сказав, что его пригласили посетить лабораторию Кроуфорда, но все же забеспокоился, когда понял, что ехать надо очень далеко. Сомнения начались с того момента, когда Кроуфорд предложил ему пересесть с авто в самолет. «Час полета, — сказал он, — лучше четырех часов на машине». Соображение было вполне резонное, и, только поднявшись в воздух, Второв подумал, что не стоило соглашаться. Но, с другой стороны, поскольку он дал общее согласие посмотреть лабораторию, препирательства сейчас были бы неуместны. Второв раскаивался, но молчал. Упрямо молчал до той минуты, пока не увидел отделявшее его от берега водное пространство. Оно показалось ему огромным. За бортом «Арлтона» неторопливо пробегали белогривые бурунчики.
Второв впервые ясно почувствовал, что находится один среди совершенно чужих людей. Краем глаза глянул он на Кроуфорда.
Сейчас Кроуфорд не производил впечатления того ленивого молчальника, с которым общаться было хоть и невесело, но довольно просто. Куда девалась сонная неподвижность, томительные паузы, обрывочные, малозначащие фразы! Говорил он теперь больше, мыслил четче, действовал энергичней. Появилось в нем нечто упругое, пружинистое, волевое.
Второв уже смотрел на него в упор.
Что он знает об этом человеке? Кто он?
Джон, дружище Джо… Боже, какая глупость! Разве можно узнать человека, перекинувшись с ним десятком фраз? Зачем он, Второв, здесь, на чужом, незнакомом судне? Какой идиот устраивает плавучую лабораторию, если есть возможность спокойно работать на суше? Нет, здесь что-то не так, ой, что-то не так…
Кроуфорд рассмеялся:
— О, Алек, я вас, кажется, понял. Коварный капиталист провоцирует молодого советского ученого. Он завлек его в логово разведки.
Второв устыдился своих подозрений:
— Нет, Джон, разумеется, нет. Но… мы забрались так далеко. Я думал, что ваша лаборатория совсем под боком. Меня будут ждать наши, волноваться. Не отложить ли нам знакомство с «Арлтоном» до другого раза?
— Об этом не волнуйтесь. Ваш визит на «Арлтон» согласован с моим и вашим начальством. А чтоб вы зря не беспокоились, я дам телеграмму руководителю вашей делегации. Составьте текст. Я передам радисту.
При слове «радист» Второв зябко поежился. Его впечатление от этого слова лежало в области детских представлений о далеких и неудачных экспедициях на полюс, в джунгли, в неведомые моря. Радист, как ни парадоксально, знаменовал для него полную отрешенность от привычного мира. Тем не менее Второв кивнул головой. Да, он составит текст телеграммы и передаст его Кроуфорду.