Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник)
Шрифт:
И впрямь, оказавшись в Киеве и убедившись, что разгульной жизни не получится, Эймунд с товарищами несколько приуныли, но ненадолго. Не зря спешил обратно в Киев едва женившийся князь, из Степи уже подходили печенеги.
Эймунд решил, что пора требовать от Ярослава несколько больше, чем они уже получили, и принялся набивать себе цену. Иван Творимирович даже разозлился:
– Точно хорь какой! Видит, что трудно, и норовит оторвать кус побольше! Не зря предупреждал Коснятин, что наплачешься ты, князь, с этими помощниками.
Но Ярослав был спокоен:
– А куда им деваться?
–
– К кому?
– А… если к Святополку?
Ярослав усмехнулся как-то чуть загадочно:
– А пусть бегут… Впереди них полетит слух о том, что они к степнякам присоединяются, чтобы тем в спину ударить!
Воевода замер с раскрытым ртом, потом судорожно глотнул.
– Это… кто тебя на такое надоумил?
Глаза Ярослава снова хитро заблестели:
– А сам не смог, думаешь?
Оставалось только покачать головой: ох и хитер князь! Недаром, видно, Блудом воспитан.
Неизвестно, отослал ли действительно Ярослав такого доносчика в печенежский стан, узнали ли об этом сами варяги, но Эймунд вдруг согласился продлить договор с князем на год на прежних условиях. Ярослав посмеялся в разговоре с воеводой:
– Вот видишь, Иван Творимирович, а ты боялся, что у варягов одна драка на уме! Нет, они и думать умеют.
А потом была жестокая битва на Альте близ Переяславля, как раз на месте гибели Бориса от рук убийц на четыре года раньше.
Русские летописи описывают ее как тяжелое сражение от рассвета до глубокой ночи с множеством погибших, реками крови, грозой и ангелами, помогающими Ярославову войску.
Как бы то ни было, с ангелами или без, но победу над Святополком и печенегами он одержал! Сначала воевода не очень понимал стремление князя биться именно на этом поле и попытки дотянуть до предпоследней пятницы червеня, но вспомнил, что это день гибели князя Бориса, и порадовался. Ярослав явно хотел, чтобы погибший брат помог ему и дружине одолеть Святополка, из-за которого принял смерть.
Перед рассветом оба войска выстроились на разных краях поля. Первых лучей солнца в напряжении ждали и со стороны Ярослава, и со стороны Святополка. Каждый из князей понимал, что проигравший должен исчезнуть с Земли Русской.
Ярослав вдруг вышел перед своими дружинами, воздел руки к небу и громко произнес:
– Кровь брата моего, от руки предателей погибшего, вопиет к тебе, Владыко!
Иван Творимирович слушал, как и остальные, молча и напряженно, потом он не мог вспомнить, что еще говорил князь, но хорошо помнил воодушевление всех, даже варягов, в ответ на призыв Ярослава отомстить за гибель братьев негодному предателю.
Дважды войска сходились на малом поле и снова расходились. Было так тесно, что и не размахнуться мечом, дрались часто врукопашную. Но к закату дружины Ярослава все же одолели печенегов. Биться с малым врагом за богатую добычу одно, а складывать головы за сомнительную честь поживиться чем-то в Киеве – совсем другое, печенеги, верные себе, бросили Святополка с его людьми и бежали, попросту рассеявшись по окружающему лесу.
Бежал и сам Святополк.
Теперь Киев по праву принадлежал
После поражения в самом тяжелом положении оказался Святополк. Он больше не был зятем короля Болеслава и после ссоры не мог рассчитывать на его помощь. Путь к печенегам тоже был заказан. Летописи описывают последние метания Святополка как нечто похожее на возмездие небес и божий гнев. От волнений последних лет князя разбил паралич, его пришлось везти на носилках. Окаянный князь бежал зачем-то в Берестье, но по пути его окончательно охватило безумие, и Святополк сгинул где-то в болотах.
Видимо, на Альте действительно полегло немало печенегов, во всяком случае, они надолго запомнили урок, преподнесенный Ярославом, и на Русь не совались даже во время его последующего противостояния с Мстиславом Тмутараканским.
В походе с Ярославом отличилась и шведская дружина Рёнгвальда. Супруга самого ярла осталась скучать в Альдейгьюборге.
Скучала и Ингигерд. Прошло всего три дня после ухода Ярослава с дружиной, а ее охватила тоска по родному дому. Конечно, Коснятин старался, чтобы княгине было чем заняться, ее развлекали, и все равно отсутствие мужа чувствовалось.
Для молодой княгини в жизни Хольмгарда, который она с трудом научилась называть Новгородом, конечно, оказалось много необычного. Она искренне дивилась мощеным улицам. На вопрос зачем, Ладило спокойно объяснил, что сама увидит во время осенней слякоти или зимой, когда ходить без такого деревянного настила станет невозможно, не запачкав ноги в грязи. Ингигерд, которая не боялась испачкаться (а как же иначе можно пройти по улице?), только пожала плечами. Но после первого же дождя долго стояла, наблюдая, как утекает в нарочно устроенные канавки и трубы вода, как она просачивается сквозь настил, оставляя его если не сухим, то вполне чистым.
Оставался вопрос: долго ли выдержит этот настил, ведь доски не вечны. Ей объяснили, что за каждый конец отвечают кончанские старосты, а перед ними мостники. Для их работы выделяют нарочно средства, чтоб вовремя заменяли дубовые плашки, чистили трубы и канавки. А если не сделают этого? – Старосты не допустят. Это позор для Конца – быть обвиненными в грязи на улице и негодности настилов! И снег будет вычищен вовремя, тот, перед чьими воротами останутся сугробы, покроет свое имя несмываемым позором.
Такие правила очень понравились Ингигерд, но она не слишком поверила, что их жестко исполняют, пока позже сама не убедилась, что новгородские мостовые действительно содержатся в чистоте и порядке. Как и все остальное. У этого города было чему поучиться многим другим городам. Почему-то мелькнула мысль устроить так и дома. Где дома-то? Теперь ее дом здесь, в Хольмгарде, который Новгород.
Ингигерд душой приняла вольный город, причем приняла настолько, что, даже став киевской княгиней, большую часть времени проводила в Новгороде и Ладоге, где были ее собственные владения – Ингерманландия. Пройдет много лет, даже столетий, но у людей останется добрая память о княгине Ирине, много сделавшей для Новгорода, не жалевшей для него ни денег, ни сил.