Ярослав Мудрый. Великий князь
Шрифт:
– Нам не нужны свары. Поступим по-честному. Вы, славные печенеги, отважно сражались с русскими полками и заслужили половину добычи. Такая же половина ждет вас и в Киеве. Забирайте всё, что вам полагается, а затем устроим великое пиршество.
Кочевники обрадованно загалдели. После пира, когда печенеги свалились на свои переполненные добром чувалы, король отъехал к своим отборным отрядам и приказал:
– Перебейте этих жадных кочевников, и вся добыча достанется нашим воинам.
Кровавая резня длилась всю ночь. А на другой день к Болеславу подоспели
Болеслав, после недолгого раздумья, просчитав ситуацию, согласился с договором Владимира и увел свои войска в Польшу.
Глава 7
И пошел сын на отца
Великий князь был настолько самонадеян, что в войне с ляхами не стал просить помощи у сыновей.
Обойдусь без их дружин, мнил он. Все князья слишком далеко сидят. Киевское же войско – одно из самых могучих. Ему под силу любой ворог.
И обошелся-таки! Слава Богу, король Болеслав печенегов умял. Без степняков он не дерзнул продолжать войну. Король позабыл даже про своих пленников. Правда, Святополк и его жена ныне вызволены из глухих порубов и сидят в избах под усиленной охраной. (Епископ же Рейнберн так и умрет в темнице.) Как мог такое запамятовать Болеслав? Неужели одной добычей прельстился?
Недоумевал Владимир Святославич и утешал себя мыслью, что не пришлось на старости лет вновь садиться на ратного коня.
Но его покой был недолгим. Из Новгорода пришла весть, что Ярослав вознамерился отказаться от дани Киеву.
Да быть того не должно! Это же неслыханное дело! Надо немедля слать гонцов в Новгород. Своеволие Ярослава переходит все пределы.
Ярославу с первой же недели не приглянулось жить в хоромах покойного Вышеслава.
Шумное место! С какой стороны ни выгляни из оконца – и тотчас упрешься в боярские хоромы, кои заполонили весь Детинец. А кремль многолюден, тесен. Даже по ночам покоя нет. Какой-нибудь подзагулявший боярин едет от соседа к своему тыну, а холопы орут во всё горло:
– Гись! Гись!
Но хуже того бывает, когда встречные возки никак не разъедутся – и загуляла тут драчка. Несусветный гам на весь Детинец!
Не выдержал Ярослав и приказал боярину Могуте:
– Приглянул я местечко на правом берегу Волхова. Дойди до плотников и снаряди добрую артель. На оплату не скупись. Сколь гривен запросят, столь и заплачу.
– Они могут и вдвое заломить. Каждый себя великим умельцем мнит.
Князь Ярослав и сам ведал, что новгородские плотники зело искусны, прославились на всю Русь. Люди прочих городов дразнили новгородцев, нарекая всех без разбору, «плотниками».
– А я сказываю, не скупись, Могута Лукьяныч. Пусть возведут такой дворец, кой и киевскому не уступит. Не всё Киеву кичиться. Новгородские плотники даже цареградских мастеров за пояс заткнут.
Князь Ярослав имел пристрастие возводить все постройки основательно, крепко и красно, дабы веками творением рук умельцев любовались. (А
Жену Ирину он уже привел в новый дворец, кой был поставлен неподалеку от реки и подле дубового храма Ивана Предтечи, что на Опоках.
Новое жительство князя народ окрестил Ярославовым дворищем, кое сохранилось на многие века и кое позднее станет любимым местом Александра Невского и других новгородских князей.
Ремесленный люд нахваливал плотников и говаривал:
– Ярослав своей калитой с древоделами расквитался, а князь Вышеслав на поборы терем ставил. Ярослав не захотел посадский люд обременять.
– Нравом не тот. Редкий день к мастерам не заглянет. Лучшую долю сулит.
– Покамест что-то не видно. Обещал бычка, а даст тычка.
– Ну, ты это напраслину возводишь. Князь, чу, от дани норовит отрешиться. Дабы никаких пошлин от нас Киеву не шло.
– Тяжеленько Ярославу приведется. Князь-то Владимир спуску не даст.
Таковские разговоры по Новгороду давно шли, но Ярослав пока еще не решался бросить отцу открытый вызов. Надо было подготовить и купцов, кои в большинстве своем держались посадника Константина, тысяцкого и бояр, что коноводили на вече.
Ярослав нередко вел с купцами беседы, но большого сдвига от них пока не ощущалось: торговые люди часто навещали Киев и ведали о силе великого князя.
И все же разговоры с купцами не закончились даром. Как-то князь пригласил к себе Силуяна и спросил:
– Ты все дни проводишь на Торговой площади. Кто самые богатые купцы в Новгороде? Не вощаники?
– Вощаники, князь.
– Пошлиной обложены и льгот никаких не имют.
– Никаких, князь.
– Собери мне их, Силуян. Задумка есть. Надо нам купцов на свою сторону перетянуть.
– Да я тоже норовлю чем-то помочь тебе, князь. Слово давал. Старые купцы меня припомнили. И так и сяк судачим, но покуда купцы осторожливы, трудно их прошибить.
Вощаников князь рассадил на втором ярусе дворца, в сенях, кои обычно заменяли гридницу и где князья принимали почетных гостей и послов. В сенях, как в самых парадных теплых палатах, постоянно стоял княжеский трон, здесь же собиралась дружина и проходили пиры.
Никогда еще для вощаников не оказывалась такая честь.
– Позвал я вас, господа купцы, не для почестного пира, а для основательного разговора, – начал Ярослав.
– Да уж, почитай, наговорились, князь, – хмуро произнес один из старших купцов.
– О прежних беседах вспоминать не буду, Мефодий Аверьяныч. О новом деле поговорим.
Купцы переглянулись. Ишь ты, князь даже по отчеству торговых людей запоминает.
– Все вы занимаетесь важным издельем – готовите воск, кой нужен каждому человеку, от бедняка до князя. На одни только новгородские церкви, как мне поведал епископ Иоаким, требуется десятки тысяч пудов. Вас около сотни вощаников. Но вы разобщены, и вас облагают пошлинами, кои приносят убытки.
– И немалые, князь, – загудели купцы. – Житья нет от поборов.