Ярость Антея
Шрифт:
Ничего, кроме солнца и небесной синевы, там больше нет. Прямо как в старинной детской песенке про «солнечный круг и небо вокруг», которую, говорят, пели еще наши прабабки. Но вот ведь чудо: это маленькое нарисованное светило вмиг согревает меня на ежеминутно усиливающемся морозе. И будет согревать еще очень долго, поскольку из всех сделанных Эдиком-Денисом пророчеств лишь это накрепко осядет у меня в памяти. И все потому, что оно – единственное, в которое мне хочется по-настоящему истово верить…
Глава 20
С той кровавой зимы миновало почти три года. Не слишком много, если задуматься. Что-то в мире за это время изменилось, что-то осталось по-прежнему. Третий Кризис благополучно сошел на нет той же весной, когда «Кальдера»
Да, я не оговорился: теперь она действительно располагается в Бердске, на южном берегу нового Обского моря. Неплохое место, однако большинство из нас – жертв вторжения Души Антея, – до сих пор не может привыкнуть к изменившемуся до неузнаваемости облику этих краев. Многие предпочли и вовсе уехать, не смирившись с переменами или испугавшись повторения новосибирской трагедии. Среди уехавших была и Ольга, покинувшая Бердск после того, как усыновила Дениса, чья семья так и не нашлась. По обнаруженным антикризисным Комитетом данным, в свое время она, как «фантомы» и подозревали, отказалась от эвакуации и в полном составе сгинула без вести в аномальной зоне.
Возможно, судьба родственников Дениса сложилась бы гораздо удачнее, окажись они среди тех горожан, которые были эвакуированы из «Кальдеры» на подъемниках. Собранные в общем бункере на одной из бердских военных баз, носители Mantus sapiens находились там безвылазно, пока Поздний не сказал свое Слово и Душа Антея не оставила их в покое. Лишившись ее поддержки, несколько кальдерцев тут же умерло от истощения и обезвоживания, но остальных удалось спасти. Я не знаком ни с кем из них, но, по слухам, все они остались вполне нормальными людьми. Вдобавок как и Ефремову, отныне им можно не опасаться повторного заражения этой болезнью и атак ее агрессивных носителей. Сомнительная привилегия, но тем не менее.
Третий кризис завершился, жизнь снова стала понемногу налаживаться. Теперь на всяческих паникеров, самоубийц, религиозных фанатиков и прочих неуравновешенных личностей смотрели как на обычных психов, а не жертв загадочной всемирной пандемии. Тем обиднее было спустя три года увидеть в их рядах главного героя новосибирских событий – академика Ефремова. После благополучной эвакуации из «Кальдеры» его злоключения, в отличие от наших, отнюдь не закончились. Информация о Mantus sapiens, какую наш ученый гений выведал, наблюдая за ростом Поющего Бивня, не сохранилась. Ефремовская флейта не могла записывать голос Души Антея, а прочее научное оборудование Лев Карлович утратил во время гибели своих сопровождающих из «Громового Кулака». А без доказательств поверить в составленный академиком отчет о наблюдениях научный мир отказывался. Слишком неправдоподобно звучало заявление Ефремова. Даже с учетом тех беспрецедентных фактов, что были официально зафиксированы при изучении новосибирской аномалии и не подлежали сомнению.
В обской пучине канули не только улики, что могли хотя бы косвенно подтвердить правоту мурманского геолога, но и его ученая репутация. Настойчивость, с которой он взялся продвигать в массы свою теорию спасения цивилизации от глобального окаменения, сгубила доброе имя Льва Карловича. «Человечество должно меньше шуметь!» – таковым был главный девиз его политической кампании. Но человечество восприняло
«Что за бред! Случившийся в Новосибирске катаклизм требует от нас более углубленного его изучения, а отнюдь не призывает к немедленному сворачиванию всех разработок океанических месторождений», – пожав плечами, ответили на призывы Ефремова представители мировой политики, науки и бизнеса. После чего просто-напросто отмахнулись от надоедливого ученого, который, по их общему мнению, после пережитых им злоключений изрядно повредился рассудком.
Окончательное подтверждение этому было получено тогда, когда никем не понятый Лев Карлович вложил все оставшиеся у него на тот момент деньги в совершенно сумасбродную затею. Покинув холодный Кольский полуостров, он перебрался в одну из африканских стран, где за какие-то совершенно смехотворные деньги умудрился купить… гору! И взялся усилиями кибермодулей и аборигенов превращать ее в титанический монумент, наподобие того, что высечен в склоне североамериканской горы Рашмор. Только ефремовское творение должно было, по замыслу, стать намного крупнее и претенциознее двадцатиметровых барельефов лиц Вашингтона, Джефферсона, Рузвельта и Линкольна. И называлось соответствующе: «Надгробие Цивилизации».
Когда я впервые прочел в газетах о задуманной Ефремовым авантюре, мне сразу вспомнились слова Ольги, сказанные ею во время привала на «Речном вокзале», перед нашим восхождением на метромост. Кленовская с нескрываемой обидой посетовала тогда, что мы, узнав правду о грядущем Апокалипсисе, не имеем никакой возможности предупредить будущих вероятных обитателей Земли о том, что послужило причиной краха человеческой цивилизации. Уверен, академику тоже запало в память это Ольгино замечание, пусть он, помнится, и хмыкнул в ответ: «А не все ли вам, уважаемая, теперь равно?» Конечно, я могу заблуждаться, но осмелюсь утверждать, что не заикнись в тот раз Кленовская об этом, и спустя два года Лев Карлович не взялся бы претворять ее грандиозную мечту в жизнь. Это ведь только дурные люди заражаются дурными мыслями, а преданный служитель науки Ефремов мог воодушевиться лишь по-настоящему благородной идеей, пускай ею разродился и не он.
Именно в надгробие он и превращал сегодня свою гору, увековечивая в граните историю несостоявшейся, но по-прежнему вероятной гибели нашей планеты. От вершины до основания горные склоны постепенно покрывались барельефами, на коих изгой научного мира пытался выразить суть своей теории глобального окаменения. Ради чего и предпочел делать это предельно доходчиво, посредством изобразительного искусства, а не текстовыми посланиями, смысл которых новые земляне могли попросту не расшифровать. А дабы циклопическое «Откровение от Ефремова» не рассыпалось раньше времени от эрозии, его по мере готовности барельефов заливали тонким слоем высокопрочного твердеющего покрытия. От этого гора постепенно приобретала вид не то обломка инопланетного корабля, не то отреставрированного древнего храма загадочного африканского культа. А Лев Карлович продолжал вкладывать сумасшедшие деньги в свою не менее безумную затею, надеясь завершить «Надгробие Цивилизации» до того, как над ним самим воздвигнут могильный камень, только, само собой, в тысячу крат меньше.
В последнем виденном мной телерепортаже о Ефремове он, как обычно, жаловался на неприятие общественностью его взглядов и недостаток средств, из-за которых работа над проектом движется из рук вон плохо, а сам академик балансирует на грани банкротства. Однако при этом он, сверкая глазами, не без гордости сообщил, что главная часть «Надгробия» уже готова. А, стало быть, если даже глобальное окаменение разразится завтра, у пришедшей нам на смену новой цивилизации будет шанс заполучить инструкцию, как избежать наших ошибок.