Ярость благородная. «Наши мертвые нас не оставят в беде» (сборник)
Шрифт:
Третий вылет был «охотничий», что по сравнению с работой в прикрытии, когда неуклюжие колоды ударных машин сковывают по рукам и ногам – сущий отдых. Но сегодня им не повезло – найдя шедшую без прикрытия пятерку «илов», они провели один удачный заход, свалив сразу двоих, но уже во второй атаке Отто Меллер, ведущий его второй пары, нарвался на очередь от замыкающего строй русского и, дымя, потащился обратно на аэродром. Чертов же «цемент-бомбер» продолжал лететь, словно насмехаясь над ними – Кабиш видел, как нити трасс рикошетят от бронекорпуса. Это было слишком, и на четвертом заходе Альфред подошел, наплевав на осторожность, почти вплотную. По-видимому, стрелок был убит в одной из предыдущих атак,
– Альфред, посмотри вправо, – неожиданно прозвучал в наушниках голос ведомого. – «Двойка» развлекается.
Слегка наклонив самолет, обер-лейтенант без особого интереса глянул вниз. Они шли на семи тысячах, а клубок «собачьей свалки» крутился километрах в полутора ниже. Четверка «стодевятых» азартно гоняла одинокий русский истребитель, а еще дальше, чадя подбитым мотором, неторопливо уползал «петляков».
– Предлагаешь отобрать у соседей приз? Это будет нечестно, Эрих, ведь они, – обер-лейтенант усмехнулся, – наверняка уже считают этот бомбардировщик «своим».
– Нет, я думал про истребитель. Судя по галдежу в эфире, они гоняют этот «китти» уже почти три минуты, – в голосе молодого пилота удивления было напополам с восхищением. – Не хотите показать им настоящий класс, герр обер-лейтенант?
– Хм, ты заинтриговал меня, – Кабиш сдвинул ручку еще правее, закручивая плавный широкий разворот над боем. – Три минуты на этой американской колоде против четырех «густавов»….
– В начале их было шесть, Альфред.
– Еще интересней.
Странное дело, но усталость, еще совсем недавно свинцовой тяжестью давившая на плечи, вдруг куда-то пропала, ушла. Это была иллюзия конечно же, третий вылет есть третий вылет, но и русский наверняка тоже изрядно выдохся.
– Скажи «двойке», чтобы оставили «ивана» в покое. – Приказал он. – Я хочу поговорить с ним тет-а-тет.
Если бы его спросили, как он сумел выжить в эти минуты – ответить бы лейтенант не смог. В памяти остались лишь разрозненные обрывки. Тень справа, тень слева, красные лампочки на панели, черт, только бы не запороть движок, еще один заходит сверху – и доли секунды на решение. Отвернуть? Или, наоборот, принять немца в лоб? Он бил короткими, экономя патроны, но все равно, шесть стволов – это шесть стволов, и когда алые нити трасс завязываются в смертельный клубок точки схождения прямо перед твоим капотом, поневоле задумаешься о бренности всего сущего. В «сто девятых» сидели далеко не новички – просто глупо нарываться на пулеметы, четверо против одного, и рано или поздно «иван» не выдержит взятый ими темп и ошибется, подставится. А до тех пор… до тех пор они отворачивали, даря лейтенанту драгоценные мгновения жизни. Остальное он выгрызал у них сам, сквозь стиснутые зубы подвывая в такт стонущему на перегрузках металлу. Левый вираж, полупетля, правый вираж… «китти» был крепкой машиной, недаром их так любили гонять на штурмовку, и пока у них вдвоем получалось когтями и зубами держаться за небо. И они держались, он и самолет, даже мотор пока держался, что было уж вовсе форменным чудом.
А потом вдруг все кончилось, резко, так, что в первый момент он даже не понял, что именно случилось? Свои? Надежда вспыхнула и тут же погасла, вокруг по-прежнему были только самолеты с крестами, да впереди тянулась дымная нить с темной точкой на конце – Танина «пешка».
Тогда что же?
Запрокинув голову, он смотрел, как четверка немцев набирает высоту. Затем сзади-справа появился еще один «мессер», который шел как-то непонятно – для атаки слишком уж медленно и в стороне. Но в любом случае, это были лишние секунды, причем – отдыха. Пашка отер концом шарфа липкие потеки со лба,
Тот, выйдя на параллель справа от «киттихаука», уравнял скорость и принялся сближаться. Хочет поговорить, догадался лейтенант, ну ладно. Посмотрим, что ты имеешь мне сказать… все равно спешить некуда.
«Мессер» был уже в двух десятках метров, по меркам самолетов, считай, вплотную. Так близко лейтенант видел его впервые – целым, а не в виде разбросанных на десятки метров перекрученных кусков алюминия. Черный кок винта, желтый снизу капот, серая, с зелеными пятнами, обшивка, под пилотской кабиной в желтом ромбе тактический значок – то ли зверушка, то ли человечек, за крестом – белый номер. Лицо пилота толком было не разобрать, в черном шлемофоне и очках он вообще был похож на негра, но движения рук «читались» вполне отчетливо.
– Деремся один на один, – шептал Павел, «переводя» жесты немецкого летчика. – Если собьешь меня, уйдешь вместе с бомбером.
Закончив жестикулировать, летчик уставился на него, лупоглазо блестя стеклами очков. Лейтенант нехотя кивнул. Немец зубасто улыбнулся и, коротко махнув около виска затянутой в перчатку ладонью, накренил самолет, уходя влево-вверх. Секунду-другую поколебавшись, Павел тоже взялся за рукоятку газа – пока не началось, стоило забраться как можно выше, в таком бою каждый метр запаса высоты мог оказаться решающим.
Вдвоем они быстро вылезли на шесть с половиной, при этом почти догнав «пешку». Вообще-то здесь было вольготнее фрицу с его высотным двиглом, ну да ничего, утешил себя Пашка, начнем виражить, сразу просядем. А там, на четырех и ниже, мы еще посмотрим, кто кого схарчит.
Он посмотрел на немца – тот был метров на триста-четыреста выше и как раз начал широкий вираж для выхода в заднюю полусферу. Надо бы его удивить эдаким чем-нибудь, решил Павел. Ты ведь, зараза фашистская, наверняка ждешь, что я и с тобой на горизонталях буду крутиться? А вот хрена…
«Сто девятый» был уже точно позади, он шел в атаку. Пашка спокойно – хотя какое на самом деле тут спокойствие, сердце чуть изо рта не выпрыгивает – ждал. И только когда на крыльях замигали огоньки пулеметов, рывком убрал газ. Самолет резко просел, немец попытался довернуть, пушечная трасса прошла буквально в сантиметрах над кабиной, но дистанция и скорость не оставили ему времени. «Мессер» проскочил вперед, наклонился – а Пашка уже дал полный газ, одновременно затяжеляя винт, машина рванулась вперед, прорубаясь сквозь уплотнившийся от скорости воздух, немец пошел вниз, пытаясь уйти на пикировании, но «китти» не отставал, наоборот, отыграл еще полсотни метров, и лейтенант вдавил гашетку. Красные нити трассеров спеленали вражеский самолет, но фриц почти сразу боевым разворотом ушел из-под огня. Если его и задело, то несерьезно.
Через минуту Павел понял, что из этого боя ему не выйти. Немец был опытнее, ловчее, он умело навязывал свой рисунок боя, чуть ли не заранее угадывая маневры противника. Если с четверкой лейтенант крутил виражи практически на равных, то сейчас проигрывал на круге секунды по 3–4. Пока удавалось спасаться уходом на вертикаль, раскручивая винт на запредельные обороты, но это была игра на грани фола – малейшее промедление, и хана, движок ловит клина.
Вот опять трассы прошли совсем рядом. Пашка бросил самолет в сторону, «мессер» пролетел мимо, сбавил скорость, закрутил бочку… на миг лейтенанту показалось, что сквозь фонарь он различает белозубую улыбку немецкого аса. Да он же дразнит меня, сука! Ах ты ж… н-на! Лейтенант вздернул самолет, ловя «сто девятый» в прицел, ударил из всех стволов, но чертов фашист ушел вверх, даром что был в этот момент в положении кверху брюхом. Павел попытался достать его… и сорвался в штопор.