Ярость рвет цепи
Шрифт:
Развернувшись, он припустил в сторону клиники. Улица была абсолютно пуста в обоих направлениях.
Слабый ветерок, взявшийся невесть откуда, бродил по безлюдным тротуарам. Шерсть на затылке Курта поднялась дыбом, но виной тому был отнюдь не ветер. От дурного предчувствия Курт скрежетал зубами. В голове его царил полный сумбур, страшные мысли крутились в мозгу какой-то дикой каруселью, перед внутренним взором вставали, сменяя одна другую, ужасающие картины.
Волк мчался по асфальту с бешеной скоростью, а ему казалось, будто он перебирает ногами
Он свернул за угол — и остановился так резко, что чуть не покатился кубарем. Он стоял, тяжело дыша и чувствуя, что ему не хватает воздуха. Возле подъезда клиники был припаркован черный джип.
От этой в общем-то ничем особо не примечательной картины в голове волка воцарился какой-то воистину космический вакуум. Машина была чистой и ухоженной, будто породистый жеребец. Номера Курту ничего не сказали. Все стекла, за исключением лобового, были надежно тонированы. Волк стоял со стороны радиатора, а потому мог разглядеть, что в салоне нет ни души — если только они не успели пригнуться.
Осмотр занял какое-то мгновение. Сердце Курта словно сдавила чья-то холодная лапа, его затрясло от озноба. Нет, только не это! — взмолился Курт. Пусть это будут пациенты. В конце концов, джип вполне может принадлежать и докторишке. Почему бы и нет? Волк двинулся вперед.
Когда до подъезда оставались считанные метры, дверь распахнулась.
Секунды разложились на нано-составляющие, а после еще, и еще… Эти крохотные временные отрезки слиплись друг с другом, образовав клейкую, неповоротливую массу.
Щель меж дверью и косяком расширялась, казалось, по миллиметру в час. Ветер густел, стал почти осязаемым, — на нем появились шероховатости, неровные линии, ложбинки и впадины. Солнечные блики осыпались с тонированных стекол блестящей стружкой. Пыль катилась, перемещалась у обочины. Песчинки с величавой неспешностью обгоняли друг дружку.
Из-за угла вынырнула какая-то фигура. Парень шагал, не глядя по сторонам, засунув руки в карманы. На черный джип он, казалось, даже не посмотрел.
Курт заметил, что на нем нет капюшона, но как-то вскользь, ничуть этим не обеспокоясь. Ему было все равно, как он выглядит и что про него подумают. Он стоял и неотрывно смотрел на открывавшуюся дверь.
Первой показалась рука — серый форменный рукав. И нашивка.
Курту не потребовалось напрягать глаза, чтобы рассмотреть Улей на багровом фоне. Эту эмблему он распознал бы и за километр. Крепкая рука толкнула дверь, та мучительно-медленно распахнулась.
В следующее мгновение время понеслось вскачь. А именно: восстановило свой обычный ритм. Курту же показалось, будто события, отталкивая друг друга, стремились втиснуться в первый подвернувшийся временной отрезок. Это было очень похоже на огромный снежный шар, что, пущенный с горы, катится вниз, наворачивая на себя все новые и новые пласты снега…
Из подъезда вышли двое. Они оставили дверь широко открытой и, громко
Волк не слышал слов, или же смысл просто не доходил до него.
Он не мог бы сказать даже, о чем он сам думает, полностью отдавшись инстинкту. Он слышал, как бухает в груди сердце, осязаемо чувствовал, как закипает кровь в жилах, как удушливой волной на него накатывает ярость. Хотелось закричать, заплакать — но слез не было. С самого раннего детства Курт ни разу не плакал, а сегодня выплакал все слезы.
Парни в серых униформах выглядели беззаботными, даже веселыми. Их лица были такими безмятежными, будто они возвращались с дружеской попойки, а не после чудовищного убийства.
Эта безмятежность стала последней каплей. Курт стоял совершенно неподвижно, сжав кулаки с такой силой, что когти впились в ладони. Безволосые, похоже, его не заметили, ни один, ни другой даже не взглянул на него, а ведь не обратить внимание на волка было почти невозможно — он стоял посреди тротуара без капюшона.
Впрочем, Курту было все равно, заметили его или нет. Честный бой? Нет, это было не для него. Он жаждал только одного — убить.
Курт сорвался с места, будто спустили курок, и в три прыжка оказался у джипа. Четвертый бросил его на зеркально-черный капот. Тонкий металл скомкался, будто картон, под весом восьми десятков килограммов стальных мускулов и железобетонных костей.
Боек ударил о капсюль.
Безволосые отшатнулись от неожиданности. Но было поздно.
Выпученные глаза привлекли внимание Курта. Он выбросил вперед лапу и пронзил двумя пальцами глазницы безволосого, стоявшего ближе. Парень истошно завопил. Загнутые когти глубоко погрузились в его сложный оптический прибор, созданный самой природой. И все же не настолько глубоко, чтобы для охранника на этом все кончилось.
Занялась искра. Вспыхнул порох.
Второй охранник отступил назад и, широко раскрыв рот, — Курту он показался темной, непроглядной пещерой, — судорожно пытался сдернуть с плеча автомат. Это у него никак не получалось, поэтому он продолжал пятиться.
Волк подпрыгнул и приземлился почти рядом с ним, в каком-то метре, затем, молниеносно метнувшись вперед, вырвал у него из рук автомат и отбросил в сторону. Через долю мгновения прогрохотала очередь; где-то в стороне свистнул рикошет; лязгнуло, посыпались осколки.
Курт сбил безволосого с ног и, нагнувшись, перегрыз ему глотку.
Зубы погружались в мягкую плоть, разрывали трахею и артерии. Рот сразу же наполнился густой соленой жидкостью. Так было и с Майклсоном. Ярость, владевшая Куртом, не знала предела. Он желал уничтожить, раздавить, смять и размазать по асфальту существо, находившееся под ним.
Вскоре на зубах захрустели хрящи, следом — позвонки.
Волк с сожалением отстранился. Безволосый превратился в безнадежный во всех отношениях труп.