Ярость(сборник)
Шрифт:
— И дементиа проекус, — сказал Кейли.
Он находил облегчение в том, что теперь центром внимания стал Букхалтер, а не он.
— Да, и дементиа проекус. Когда смущенный разум приобретает телепатический инстинкт, он не может справиться с ним полностью. Имеет место дезориентация. Параноическая группа удалилась в свой собственный мир, и дементиа проекус просто не подозревают о том, что этот мир существует. Есть отклонения, но я думаю, что основа такова.
— Это звучит пугающе, — задумчиво проговорил Букхалтер. — Я думаю, мы
— Если пребывание здесь удовлетворяет вас. Болди, которые не носят париков…
— У них такой плохой характер, что все они неизбежно будут убиты на дуэлях, — улыбнулся Букхалтер. — Впрочем, не велика потеря. Мы, оставшиеся, получим то, что нам так необходимо: признание. Ни рога, ни копыта никому не нужны. Кейли покачал головой.
— Я рад тому, что не являюсь телепатом. Тайн мозга достаточно и так, и новые аспекты нам не нужны. Спасибо за то, что позволили мне поговорить. Я выговорился, хотя бы частично. Займемся рукописью?
— Конечно, — сказал Букхалтер. Снова над ними замелькали страницы.
Кейли теперь казался менее напряженным, мысли его стали более связными, а Букхалтер смог узнать истинный смысл многих безумных утверждений. Работа пошла легко, телепат диктовал исправления в диктофон, и лишь дважды им пришлось распутывать эмоциональные узлы.
В полдень они расстались, и Букхалтер, дружески кивнув автору, отправился в свой кабинет, где обнаружил на визоре несколько сообщений. Он прочитал их, и в его глазах появилось озабоченное выражение.
Он разговаривал с доктором Муном в кабинке для ленча. Разговор длился так долго, что только индукционные чашки поддерживали теплоту кофе. Но Букхалтер должен был обсудить не одну проблему. И он знал Муна уже давно. Толстяк был одним из немногих, у кого даже подсознательно не вызывал отвращения тот факт, что Букхалтер — Болди.
— Я никогда в жизни не дрался на дуэлях, Док. Я не могу этого допустить.
— Ты не можешь допустить обратного, Эд. Нужно ответить на вызов. Он сделан.
— Но этот парень, Рейли… Я его даже не знаю…
— Я знаю его, — сказал Мун. — У него плохой характер. Заядлый дуэлист.
Букхалтер хлопнул ладонью по столу.
— Просто смехотворно! Что же делать? Я не стану этого делать!
— Но ведь твоя жена не может с ним драться, — заметил Мун. Он строго придерживался сути дела.
— Этель прочитала мысли миссис Рейли, разболтала об этом, и Рейли попал в переделку.
— Неужели ты думаешь, что мы не понимаем опасности подобных поступков? — Тихо сказал Букхалтер. — Этель разгуливает по округе, читая чужие мысли, не больше, чем это делаю я. Это было бы фатально для нас и для других Болди.
— Только не для тех безволосых, кто не хочет носить парики. Они…
— Они идиоты, и из-за них все Болди пользуются дурной славой. Пункт первый: Этель
— Миссис Рейли — истеричка, в этом сомнений нет, — сказал Мун. — Об этом скандале начали говорить, и в чем бы там ни было дело, миссис Рейли вспомнила, что недавно видела Этель. Она из тех, кому непременно нужен козел отпущения. Я скорее готов предположить, что она сама и разболтала и теперь боится, что ее муж узнает об этом и обвинит ее.
— Я не собираюсь принимать вызов Рейли, — упрямо сказал Букхалтер.
— Ты должен.
— Послушай, Док, может быть…
— Что?
— Ничего. Забудь об этом. Я думаю, что у меня есть нужный ответ. И все равно выход только один: я не могу допустить дуэли. Это все.
— Ты не трус.
— Есть одно, чего боятся Болди, — сказал Букхалтер. — Это — общественное мнение. Случилось так, что я узнал, что я убью Рейли. Вот почему я ни за что на свете не соглашусь на дуэль.
Мун отпил кофе.
— Как знаешь…
— У меня другая печаль. Я размышляю над тем, не следует ли мне перевести Эла в специальную школу.
— А что с парнишкой?
— Он превращается в потенциального правонарушителя. Его учитель вызывал меня сегодня утром. Было что послушать. Эл странно себя ведет. Он позволяет себе мерзкие выходки по отношению к друзьям, если только они у него еще остались…
— Все дети жестоки.
— Дети не знают, что называется жестокостью, вот почему они жестоки. Им неведомо проникновение. Но Эл становится…
Букхалтер безнадежно махнул рукой.
— Он превращается в юного тирана. Он, похоже, ни с кем не считается, включая и учителя.
— И все же это еще нельзя считать ненормальным.
— Я не сказал тебе самого худшего. Он становится слишком эгоистичным. Я не хочу, чтобы из него получился один из Болди, не носящих париков, о которых ты только что упоминал.
Букхалтер не сказал о другой возможности — паранойе, психическом расстройстве.
— Должно быть, он набрался этих вещей где-то еще, Эд. Дома? Едва ли. Где он бывает?
— Как обычно. У него нормальное окружение.
— Я думаю, — проговорил Мун, — что у Болди больше возможностей в деле обучения молодежи. Мысленные отчеты… а?
— Да. Но… Не знаю. Беда в том, — едва слышно продолжал Букхалтер, — что я не хотел бы отличаться от других. Мы не просили, чтобы нас превращали в телепатов, может быть, все это кажется удивительным, но я личность, и у меня свой собственный микрокосмос. Люди, имеющие дело с социологией, склонны забывать об этом. Они умеют отвечать на общие вопросы, но ведь дело каждого конкретного человека — или Болди — вести свою собственную, личную битву, пока он живет. Это самое худшее: необходимость наблюдать за собой каждую секунду, приспосабливать себя к миру, который тебя не приемлет. Мун явно чувствовал себя не слишком удобно.