Ярость(сборник)

Каттнер Генри

Но могу ли я отказаться принять участие в шабаше?!

Отказываясь, я как бы заявлю во всеуслышанье, что знаю гораздо больше, чем это положено Эдварду Бонду, об опасностях, подстерегающих Ганелона. Единственным моим оружием против них остается слабое знание, которое мне удалось воскресить в своей памяти, но и его я должен оберегать как зеницу ока. Я последую за ними. Я должен идти даже в том случае, если меня ждет алтарь.

Но что представляют собою остальные обитатели Темного Мира, облюбовавшие густые леса?! Они были вне закона, и воины Совета охотились за ними, как за дикими зверями. Плен влек за собою рабство — я хорошо

помнил ужас во взгляде этих живых мертвецов, являвшихся слугами Медеи. Оставаясь Эдвардом Бондом, я думал о них с искренним сочувствием, готов был принять участие в любой акции, способной освободить их от власти Совета. Подлинный Эдвард Бонд провел рядом с ними в лесной чащобе полтора года, влившись в ряды повстанцев, стал среди них заметной фигурой. Я догадывался, как мается он сейчас на Земле, не по собственной воле расставшийся с друзьями и не завершивший всех планов по их освобождению от пут, наложенных с помощью черной магии.

Не исключено, что мне придется отправиться на поиски лесных жителей. Быть может, среди них я буду чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока моя память не вернется ко мне полностью. Но когда она вернется… Тогда обуянный яростью Ганелон окажется в самой гуще своих врагов, содрогаемый от унижения и приступов бешенства. Могу ли я допустить, чтобы жители леса подверглись опасности, которую воплотит в себе лорд Ганелон, когда его память завладеет моим сознанием?! И в то же время, должен ли я подвергнуть себя такой опасности — их священной мести, непредотвратимой и скорой, поскольку их великое множество, а я один?!

Я не желал принимать участие в шабаше, но посмею ли я сказать об этом вслух? Я нигде не могу чувствовать себя в безопасности, поскольку Ганелон мог вытеснить Эдварда Бонда в любую минуту. А опасности будут подстерегать меня и в замке, и за его пределами. Я должен остерегаться и лесных жителей, и каждого из членов Совета.

Она могла исходить от бесшабашного, коварного Матолча.

От Гэста Райми, кем бы он ни был. От Эдейри или от рыжей ведьмы.

"Но скорее всего от Медеи, — подумал я. — От Медеи, которую некогда любил!"

Ближе к вечеру две девушки-рабыни принесли мне пищу и новую одежду. Я торопливо поел, переоделся в простые полотняные брюки и тунику, накинул на плечи короткий голубой плащ. Я вертел в руках маску из плотной золотистой парчи, когда одна из девушек заговорила.

— Мы проводим тебя, лорд, когда ты будешь готов.

— Я уже готов, — откликнулся я, и девушки тут же направились к выходу из комнаты. Я последовал за ними, все еще крутя в руках маску, пытаясь догадаться, какую роль ей предстояло сыграть в ближайшее время. Миновав два коридора, мы очутились в покоях Медеи. Бледно-молочный, непонятно откуда проникающий свет освещал огромную залу. В своем туго обтягивающем стан алом платье Медея была ослепительно прекрасна. На ее мраморные плечи был накинут пурпурный плащ, на мои — голубой.

Повинуясь повелительному жесту госпожи, рабыни скрылись за портьерой. Медея улыбнулась мне вымученной улыбкой; она была взволнована, если судить по ее надкушенным губам и учащенному дыханию. Казалось, она ждет неприятных известий.

— Ты готов, Ганелон?

— Не знаю, — ответил я. — Все зависит от того, что ты имеешь в виду. Ты же знаешь, я ничего не помню.

— Мы надеемся, что твоя память вернется нынешней ночью, по крайней мере значительная часть ее. Но ты не

должен принимать участие в ритуале, по крайней мере до тех пор, пока не будет принесена жертва. Будет лучше для всех, если ты останешься обычным наблюдателем. Ты забыл требования ритуала, так предоставь мне и остальным членам Совета вершить его без твоего участия.

— С кем, с Матолчем?

— И Эдейри, — сказала Медея. Гэст Райми не сможет присоединиться к нам. Он давно уже не покидает замок, не покинет и на этот раз. Он стар, очень стар…

Я нахмурился.

— Куда мы идем? — спросил я как можно жестче.

— В Кэр Сапнир. Я уже говорила, что давно не приносили жертвы, с тех пор, как я отправилась на Землю, надеясь отыскать тебя. Задерживать жертвоприношение опасно.

— Чего вы ждете от меня?

Медея притронулась нежными пальчиками к моему плечу.

— Ровным счетом ничего, но до определенного момента. Когда память вернется к тебе, ты не станешь задавать подобные вопросы. А сегодня тебе остается только наблюдать за нами, не более того. Надень свою маску.

Как бы подавая мне пример, она надела небольшую черную маску, оставившую открытой нижнюю часть ее лица. Когда я проделал ту же операцию, Медея направилась к выходу, пригласив меня следовать за собою. И вновь — освещенные молочно-белым светом залы и длинные коридоры.

— Старайся держаться рядом со мною, — сказала Медея, когда мы очутились вне замка. Навстречу нам двое конюхов вели под уздцы пару тонконогих скакунов. Медея с грацией амазонки вскочила в седло передней лошади, я, но совсем не с тем проворством, уселся в седло последней.

Наступил тот предзакатный час, когда все в природе готовится ко сну. Отворились массивные ворота, за ними начиналась дорога, скрывающаяся в лесных зарослях. Торжественно-сердитый диск солнца красным щитом повис над горным кряжем, прикрывающим горизонт. Я погрузился в раздумья, и видимо надолго — когда я очнулся, солнце успело скрыться за хребтом. Черный полог неба прикрыл замок, на небосводе зажглись мириады огоньков. В слабом свете звезд не прикрытая маской часть лица Медеи казалась выкрашенной белилами. Но глаза, ее прекрасные глаза сверкали все тем же дивным блеском.

Из сгущавшейся тьмы до нашего слуха долетел слабый звук трубы. Затем тишину нарушил усиливающийся шорох, постепенно превратившийся в ритмичный стук копыт. Около нас замаячила человеческая фигура: стражник без маски молча смотрел в сторону раскрытых настежь ворот.

Вскоре дворик заполнили скрип ремней амуниции и мелодичное цоканье подковок, прибитых к подошвам сапог. По крайней мере три взвода воинов прошли мимо нас, следом за ними группа сбившихся в кучку девушек-рабынь. Каким-то образом я догадался, что предо мною девственницы, которых этой ночью принесут в жертву Ллуру.

На легком быстроногом скакуне подъехал Матолч, не преминувший окинуть меня изучающим взглядом. Его желтые глаза сверкнули неприязнью. С широких плеч свисал легкий плащ.

И вот наконец крохотная фигурка Эдейри, восседающая на пони. Ее сопровождал эскорт всадников. Стало слишком темно, и я не смог разглядеть их лица.

Мы выбрались на дорогу через раскрытые ворота, так и не обмолвившись ни словом, прислушиваясь к стуку лошадиных копыт. Открытое, доступное обстрелу пространство было незначительным, и вскоре нас поглотил наступающий со всех сторон лес.