Ярость
Шрифт:
В живых не осталось никого из конвоиров. Отец стоял, неловко держа обеими руками меч, а мать бежала к нему безоружная. Они пытались выиграть время, чтобы сын успел скрыться.
Дорн не мог принять такой жертвы. Он почувствовал, что должен быть с ними, умереть вместе с ними. И он побежал обратно.
Бегал он быстро, но добежать не успел. Змей схватил зубами отца. Прожевав и проглотив его, он выплюнул меч, который сломался под натиском огромных челюстей.
Мать схватила обломок меча и бросилась на дракона. Чудовище выпустило зловонное пламя ей в лицо. Мать успела
Мальчик кинулся на дракона с кулаками. У него не было ни малейшей возможности ударить чудовище. Змей шевельнул когтистой лапой, и Дорн упал на землю.
К своему удивлению, он обнаружил, что еще жив, но, попробовав встать, понял, что подняться уже не может. Все тело пронзила острая боль.
Он лежал и смотрел на мать. Смотрел, как дракон поедает ее. Змей не просто проглотил ее, как отца, он отрывал по куску и смаковал.
Дорн мог бы закрыть глаза, но он смотрел.
Что-то перевернулось в его душе. Боль и горе разрывали его на части, но он больше не боялся. Ужас сменила ненависть, и Дорн смотрел на дракона так, будто сама его ненависть могла убить гада.
Покончив с матерью, дракон повернулся в сторону мальчика.
Глава первая
16-е Хаммера, год Бешеных Драконов
Кара резко выпрямилась, и раненое плечо пронзила острая боль. Интересно, долго ли она дремала? Наверное, долго, потому что стало намного холоднее, несмотря на огонь в очаге. Или ее знобило из-за кровотечения? Кровь сочилась сквозь разорванный в клочья бархатный рукав и капала на посыпанный опилками пол. Пахло дымом и пивным перегаром.
В надежде на помощь стройная женщина со струящимися серебристыми волосами огляделась вокруг. Кроме шестерых угрюмых мужчин, потягивающих эль и глазеющих на нее из полумрака пивной, вокруг никого не было. Встревожившись, она подняла онемевшую, дрожащую руку. Мэндал, трактирщик, сухопарый старик с седыми жесткими волосами, неторопливо подошел к ее столу. Он растянул губы в улыбке, но его бегающие глаза отнюдь не улыбались.
– Терпение, девушка, – сказал он. – Лекарь уже в пути.
Что ж, пора бы ему быть здесь, подумала Кара. Она пообещала Мэндалу рубиновую брошь, если он найдет кого-нибудь, кто ей поможет. И все же она беспокоилась.
– Ты уверен? – спросила девушка.
– Ты же сама видела, как посыльный отправился за ним.
– Но прошло столько времени. Пожалуй, я сама пойду искать храм.
Кара попыталась встать, но у нее закружилась голова, и она не смогла бы подняться на ноги, даже если бы Мэндал не схватил ее за плечо и не усадил обратно.
– Ты слишком слаба, чтобы идти, – сказал он. – Дорогу из Илрафона ты не знаешь, а на улице уже темно и холодно. Сиди. Все будет в порядке.
– Ладно.
В полубессознательном, истощенном состоянии ей проще было послушаться, чем сопротивляться. В конце концов, может, трактирщик дал не такой уж плохой совет. Просто глупый страх гнал ее прочь. И хотя она и раньше бывала серьезно ранена,
– Еще глинтвейна? – спросил Мэндал.
Она отрицательно помотала головой. Вино согревало и заглушало боль, но ей не хотелось притуплять чувства и дальше. Мэндал пожал плечами и, отойдя, стал шептаться с приятелями.
Наконец дверь со скрипом отворилась.
Кара обернулась, отчего все ее израненное тело пронзила нестерпимая боль. Разочарование оказалось едва ли не мучительнее боли.
У входа стояли двое незнакомцев. Один из них хафлинг, ростом не выше ребенка, лицо его в форме сердечка обрамляли вьющиеся черные локоны. Он был в кожаных доспехах, на поясе у него висела праща и кривой охотничий кинжал.
Высокий мускулистый мужчина, стоявший рядом с ним, щеголял в очень странном наряде: левая половина его тела была закована в доспехи, состоящие из железных пластин. Сверху они облегали голову, но ниже броня, покрывавшая руку и ногу, была столь массивной, что удивляло, как даже такой гигант может носить на себе подобный груз. Из-за доспехов он выглядел кривобоким, а торчащие из железной перчатки шипы и зубцы усиливали это впечатление.
Пришельцы с сомнением оглядели грязный, унылый трактир и, похоже, готовы были уже развернуться и уйти, как вдруг хафлинг заметил Кару и, нахмурившись, поспешил к ней.
– Что случилось? – спросил он, и в его чистом высоком голосе прозвучала неподдельная тревога.
– На меня напали за городом, прямо на дороге, – ответила Кара.
Вдаваться в подробности ей не хотелось. Она была слишком слаба, и мысли у нее путались, а ложь требовала усилий.
– Вам нужна помощь, – сказал хафлинг. – И немедленно.
– Мы позаботились об этом, – вмешался трактирщик. – Священник уже в пути.
– Вы уверены? У меня есть друг…
– Не беспокойтесь, – сказал Мэндал.
– Ну что ж, думаю, все-таки вызвать Павела не помешает.
– Говорю вам, – повторил трактирщик, – с ней все будет в порядке. Почему бы вам не оставить ее в покое и не убраться восвояси?
– Не люблю, когда мне говорят «убраться восвояси», – ответил маленький незнакомец и взялся за рукоятку меча, вырезанную из оленьего рога.
– Я сказал: заведение закрыто, чтобы дать этой бедной раненой девушке немного покоя.
И тут загремели стулья, отодвигаемые встававшими из-за столов завсегдатаями трактира. Если бы хафлинг решил продолжать спор, ему пришлось бы иметь дело и с ними.
Хафлинг взглянул на своего спутника и спросил:
– Ну и что ты об этом думаешь?
– Думаю, они лгут, – ответил человек в железных доспехах. – Девушка больна, и они говорят, что это не наше дело. Но я полагаю, ты думаешь иначе.
– Увы, до сих пор вечер был скучным. – Хафлинг повернулся к обитателям трактира. – Можете отдать нам девушку с ее деньгами и пожитками, и тогда останетесь целы.
Мошенники помолчали, а затем расхохотались. Конечно, силач выглядел устрашающе, но их-то было семеро, а пришельцев всего двое.