Ярость
Шрифт:
– Оригинал, надо думать?
Бучаков вытер лоб платочком и вынул из папки фотографию.
– Да, оригинал, несомненно. Вот, полюбуйтесь. Снимок очень плохой, шестидесятых годов, но отчетливо видно, что на коленях японца действительно лежит какой-то небольшой предмет овальной формы – судя по всему, та самая головоломка, которой бредила старая смотрительница. Значит, эта деталь все же была и смотрительница права!
– И что же? – остекленело глядя на фотографию, растерянно спросил Тропинин.
– Ничего. У меня нет излишне буйного воображения, я не писатель детективов и скорее предпочел бы вообще не думать об этом, если бы сам не убедился, что на обоих копиях этого предмета действительно нет. Заметьте – на старом снимке предмет
Оторвавшись от разглядывания снимка, Виктор на минуту задумался.
– Вы правы, мистика какая-то. Сидичу докладывали?
– Да, в общих чертах, мы разговаривали по телефону, но Владимир Львович сказал, что ему плевать на головоломки, и послал меня к вам. Как решите, так и будет.
– А вы-то сами что думаете?
Бучаков запнулся и, тяжело вздохнув, нехотя ответил:
– Если отбросить мистическую составляющую, есть лишь несколько путей, по которым следует искать пропажу: родственники артиста, музей, художники, снимавшие нашу копию, и, прошу прощения, лично вы, вернее, ваши люди.
Тропинин удивленно поднял брови, а Бучаков тут же заверил:
– Хотя я уверен, что розыск в данном направлении ни к чему не приведет.
– Отчего вы так думаете? – хитро улыбнулся Тропинин.
– Не обижайтесь. Я упомянул вас только для полноты списка. Слишком уж все сложно. Бред какой-то. Но кто бы ни был похититель, не проще ли срисовать портрет один к одному? Нет, тут что-то другое, какая-то сверхзадача, и нам не раскрыть тайну, не зная подлинной истории портрета. Тот, кто его похитил, очевидно, знал ее, и подозреваю, что именно поэтому с портрета исчезла та странная вещица. Не знаю, что и думать, в моей практике не было подобных прецедентов, а единственное, что пока есть, – мастерски выполненная копия, скандал в музее, старая фотография и полное ощущение, что кто-то водит нас за нос. Дело остановилось, вот я и пришел к вам. Хочу знать, что еще можно предпринять против человека, действующего таким странным образом. Как я понял, ситуация не позволяет нам прибегнуть к официальному расследованию?
– Вы правы, ментов подключать не будем, – задумчиво произнес Виктор. – Да и незачем. Ситуация с портретом, скорее всего, вообще не имеет однозначного определения. Такое бывает. Редко, но бывает. Подобные дела всегда окутаны тайной. Существует безграничное море тайных фальсификаций, поэтому и живут в искусстве не только шедевры, но и тысячи подделок. За счет этого безбрежного моря кормятся частные коллекционеры, наследники фамильных собраний, случайные аукционные везунчики ну и, конечно, мы с вами – скромные операторы современного искусства. Такие головоломки случаются. Однако кто бы мог подумать, что приятная затея с портретом окажется на деле пустой тратой времени. Ну да бог с ним. Аукцион давно прошел, да и ущерб вышел минимальный.
Он подошел к пристенному бюро, вынул из ящика пачку купюр и подал ее Бучакову:
– Дополнение к вашему официальному гонорару. Берите-берите, и будем считать дело решенным. Мне понравилось, как вы работаете. Живо, аналитично, без ненужного шума, одним словом – буду обращаться.
Юрист смущенно принял деньги и, чувствуя, что встреча закончена, поднялся с кресла.
– А инструкции самые простые, – доверительно продолжал повеселевший Виктор. – Найдите реставратора, делавшего копию для Вышнегорска, пусть ему влепят выговор, ну, скажем, за непреднамеренную порчу портрета. В музей отправьте акт о халатности и благодарность бабке-смотрительнице, а еще лучше, дайте ей премию. Шум по понятным соображениям поднимать не станем, музейную копию сожгите. Несостоявшийся шедевр будем считать проданным в частные руки, а всю историю – закрытой.
Бучаков стоял и как завороженный слушал Тропинина.
– Это все, –
Бучаков нерешительно замялся.
– Что-то еще?
– Что делать с фотографией? – осторожно поинтересовался юрист.
Виктор улыбнулся, но глаза его сделались холодными.
– Если вы не против, я оставлю ее себе, на память о потерянной прибыли.
Нащупав сквозь ткань кармана увесистую пачку долларов, Бучаков был счастлив, что ужасная белиберда с картиной и ее незаконнорожденными копиями теперь далеко от него, а Тропинин оказался милейшим мужиком, а не людоедом, каким его описывал пьяный Сидич. Все сложилось наилучшим образом.
– И последнее, – закрывая встречу, подытожил Виктор. – Экспертизу о подделке из центра Грабаря тоже оставьте. Может еще пригодиться.
Распрощавшись с юристом и проводив его до дверей, Виктор вернулся в комнату, взял в руки фотографию и задумался.
– Топорная работа, – произнес он вслух. – Все нужно делать самому.
И отпер ключом маленькую, выкрашенную в цвет стены, неприметную дверь.
Приведя себя в блистательный вид, Марьяна вышла в уютную гостиную с видом на Неву, расположилась на диване и принялась смотреть альбомы по искусству. Однако листать каталоги ей скоро наскучило, она стала прохаживаться по комнате и с живейшим интересом присматриваться к обстановке. Чисто женское любопытство толкнуло ее на мысль воспользоваться случаем и найти что-нибудь интимное среди вещей неотразимого Виктора. Проведя бурную ночь в его объятиях, она подобралась к нему уже совсем близко, но, все еще чувствуя между ними некую дистанцию, страстно мечтала найти тайный ключик от сердца своего норовистого любовника. Сумасбродная выходка с прилетом в Петербург ее очень взбодрила. Легкость от полученного телесного удовольствия кружила голову, Марьяна была крайне довольна собой и представляла свои похождения в необыкновенно романтичном свете.
Бросив мужа с его глупыми и бесконечно пьющими дружками на яхте где-то у побережья Кипра, она долетела на маленьком вертолете до ближайшего аэропорта и оттуда перенеслась на Апенинский полуостров. Ревнивый Рогулин в этот раз соглядатаев не приставил, поэтому два дня она гуляла по Милану в полном одиночестве. Обедала в залитых солнечным светом итальянских ресторанчиках, завалила гостиничный номер новыми тряпками, купила кучу совершенно ненужных ей вещей и, только пресытившись дорогими покупками, заскучала, стала засматриваться на мужчин, оттого затомилась здоровой плотью и в конце концов так захотела секса, что стала всерьез подумывать о мужчине по вызову.
Все дальнейшее было как сон: Марьяна позвонила Тропинину в Петербург и напросилась «пообедать». Удивленный Виктор встретил ее в аэропорту, повез в ресторан, после ужина – к себе, а уже здесь, неожиданно превратившись в зверя, набросился на нее с таким жаром, что, вспоминая сейчас отдельные подробности их ночных безумств, Марьяна самодовольно улыбнулась.
Изучив гостиную, она пошла через анфиладу комнат, с растущим интересом осматривая обстановку. Жил ли он здесь или только бывал наездами, понять было сложно. Огромная старинная квартира с тщательно восстановленным интерьером: громадные двери, камины, мраморные подоконники, рояль, библиотека. Все как во множестве других, вычурно дорогих апартаментов, за единственным отличием – повсюду здесь была современная живопись. Везде, на каждой стене, рядами висели десятки полотен – от крошечных до поистине огромных. Разглядывая эту потрясающую коллекцию, Марьяна с удовольствием узнала среди прочих и работу Близнецов: голые по пояс мускулистые мужики, тела и лица которых перепачканы нефтью, торжественно принимают «хлеб-соль» из рук эмо-школьниц. Под обтягивающими майками бесстыдно торчат девичьи груди, а здоровые, словно кони, нефтяники щиплют поднесенный хлебушек и с добрым прищуром косятся на юные прелести.