Ярость

Никитин Юрий Александрович

Кречет рявкнул зло:

– А вы какого черта? Не видите, здесь стреляют!

Забайкалов прислушался:

– Надо чистить уши, господин президент. Уже не стреляют. Я думал, вам будет любопытственно… хотя бы отчасти. Потому и спешил. Но если я зря, то сейчас поворотим самолету оглобли.

Кречет оскалил зубы:

– Это вертолет! Раз уж дотащил

свою толстую задницу, телись!

– Да так, пустяки, – сказал Забайкалов. Он с сомнением посмотрел на Кречета, который больше походил на старшину сверхсрочной службы после долгой драки, чем на президента. – Сам зря поспешил. Не надо было так нестись сломя голову. Новости-то ерундовые…

– Ну-ну!

– Да так… Пакистан готов предоставить свою территорию под наши военные базы. Еще Арабские Эмираты хотят купить у нас танки, новейшие самолеты и прочую военную технику на пятнадцать миллиардов долларов. Ну, еще Иран открывает границы для наших товаров. Еще какие-то мелочи… ну, вроде беспроцентных кредитов… так это в пять-семь миллиардиков… Кувейт просит наших инженеров, пришло время менять нефтяное оборудование по всей стране, подумывают о нашем… Стоило ли мчаться, не выпив чашечку кофе?..

Кречет уставился на него бешеными глазами:

– А, черт… Я сам вам заварю. В гильзе из-под снаряда.

Военные медики расступились, глаза Забайкалова расширились. Яузов хрипел, на широкой груди, заросшей черными мохнатыми волосами, белые бинты выглядели странно и пугающе.

Забайкалов виновато развел руками:

– Рад, что вы с нами. Честно говоря, уж простите великодушно, но, старая школа, подозревал вас, подозревал… А наш футуролог даже организовывал для вас утечку информации…

Яузов прохрипел:

– Ничего себе утечка!.. Но я в самом деле был с ними.

Кречет вскинул брови:

– И что же ты? Повязал бы нас, пряник бы дали. А от меня хрен что получишь…

Забайкалов спросил непонимающе:

– Но почему? Ты о попах такое плел…

– Струсил, – шепнул Яузов. Он сглотнул кровь, – Я из

тех, полупорядочных… полуреволюционеров, полуреформаторов… Православие к черту, но хотел заменить тем, что ближе… католицизмом…

Он уронил голову на грудь, кровь сочилась сквозь перевязку. Кречет сказал сочувствующе:

– Ладно, лежи… Ты здоровый. Заживет, как на собаке.

– Сперва ждал, – заговорил Яузов снова, – как договорено, десанта… Потом этот чертов афганец! Когда бросился под танк с воплем «За Русь!», не только у меня сердце оборвалось. У Иваницкого пистолет вырвали, когда к виску… Ни один православный, ни один коммунист… А этот, мусульманин чертов, отдал жизнь сам, добровольно…

Его лошадиные зубы заскрежетали, будто грыз булыжник. Кречет быстро взглянул на меня:

– Что скажете? Ладно, вижу. Со стороны этого дурака была военная хитрость.

– А страна увидит, – одобрил я, – что армия и правительство едины. Правда, Яузову за такую хитрость все-таки пряник полагается.

Яузов переводил непонимающий взгляд с меня на Кречета. Тот вдруг сказал с яростным изумлением:

– Черт… Только я ни разу не выстрелил!

Забайкалов шагнул, загребая все внимание, церемонно поклонился:

– Поздравляю, господин генерал! Вы наконец-то стали президентом.

А Кречет, внезапно переходя от ярости к бесшабашной беззаботности, вдруг чисто славянским жестом почесал в затылке:

– Может, наконец-то сказать всем?.. Мол, Россия приняла ислам вовсе не из-за НАТО, не из-за разрухи…

Я выплюнул кровь и крошево двух зубов. Ладно, не жалко, пломба на пломбе, все равно менять, а президент раскошелится на голливудовскую металлокерамику.

– Шутите? К полной правде страна не готова. Пусть думают, что настоящий мокко пришел так же просто, как и подделки под него.

Забайкалов вытаращил глаза, но мы хохотали и хохотали, и он с неуверенностью заулыбался во весь свой огромный жабий рот.