Ящер 3

Гарсия Эрик

Я пожимаю плечами и смотрю на большое табло. Ломаный Грош идет 1 к 35. Если случится невозможное и он действительно победит в забеге, по этим билетам можно будет получить долларов эдак тыщ пятьдесят. Понятное дело, если бы такое и впрямь произошло, я бы тут же где-нибудь скрылся – из страха, что меня обгадят летающие повсюду розовые слоны.

Жокеи-недомерки – почти сплошь комписы, хотя я уверен, что великий Вилли Шумейкер был недорослым коэлофизом, что объясняет его пристрастие к бриджам, – подогнали своих коней к воротцам и там остановились. Номер 4 оказался особенно дерганым, наотрез отказываясь даже

близко подходить к металлическим клетям.

– Вот видишь? – ревет мужичок в коричневом костюме. – Видишь? Лэсси Либерти. Она самая норовистая. Давай, Лэсси, давай! Вздорная девчонка!

И действительно, Лэсси Либерти повела себя крайне вздорно, изловчившись плюхнуть под ноги своим тренерам приличную горку, прежде чем они все-таки сумели загнать ее в клеть. Пожалуй, это увеличивало ее шансы на победу. Бегать ей без такой тяжести было определенно легче.

Что же касалось Ломаного Гроша, то он проскользнул к самым воротцам, словно это была самая естественная, пусть даже и немного угнетающая вещь на всем белом свете. Гдето в его маленьком самоубийственном мозгу наверняка таилась мысль о том, что это проход на бойню.

– У нас все на месте? – спрашивает Шерман у Чеса.

– Да вроде бы да.

У меня нет времени выяснять, о чем именно они говорят, потому что глухое молчание окутывает толпу, что-то вроде гигантского перерыва в икоте, пока мы все предвкушаем старт. Однако стартер придерживает нас еще пару секунд, терзая, вытягивая наружу наше волнение, наше беспокойство…

Наконец звучит зуммер, воротца распахиваются, и кони уже снаружи. Номер 2 сразу же вырывается вперед, бежит быстро, уверенно, копыта рвут дорожку, бока рябят от могучих мышечных сокращений. Однако номер 5 сидит на хвосте, а Лэсси Либерти вылетает третьей.

И – вот те на! – Ломаный Грош убийственно последний, ест грязь из-под чужих копыт, его жалкие ноги кое-как цепляются за поверхность дорожки. После всего-навсего одной восьмой круга он уже в добрых пяти корпусах позади лидеров.

– Блестящий выбор, – бормочу я Шерману. – Напомни мне в следующий раз против вас с Чесом поставить, когда вы на Олимпиаде для конторских служащих стометровку побежите.

– Заткнись и смотри.

Когда смотришь скачки по телевизору, кажется, что они так быстро проходят. Наверное, тут все дело в непрерывном движении камеры или в заразительном зудеже комментатора типа «она выходит вперед бежит дальше и это уже круп Недотроги на внешней стороне дорожки идут нос в нос с Там-Тамом». Так или иначе, это всегда быстро и чаще всего неинтересно. Сперва три часа болтовни про дерби в Кентукки, славное телевизионное время субботним утром сплошь тратится на гипотезы и статистику, а потом все становится делом каких-то шестидесяти секунд.

Однако скачки обретают не иначе как новый смысл, когда смотришь их вживую, на ипподроме. Во-первых, никаких тебе крупных планов – ты видишь только общую панораму, охватывая разом все поле. Только тогда ты получаешь подлинное представление обо всех дистанциях и скоростях, на которых эти дистанции покрываются. Только тогда ты по-настоящему ощущаешь все великолепие финиша из-за спины соперника.

– Вот, – говорит Чес, указывая на нашу клячу, плетущуюся в самом хвосте. – Смотри.

Ломаный Грош по-прежнему тащится последним, лениво ковыляя и словно бы намеренно

демонстрируя противопоставление неистовому галопу остальной группы. По-моему, я уже слышу, как другие рисковые игроки рвут свои билеты по всей трибуне. Вот что ты обычно получаешь за хитроумные фокусы со своей наличностью: ставка 35 к 1 – это по природе своей авантюра. Все равно как закусить в суши-баре в Вайоминге – никаких других радостей, кроме пищевого отравления, там, как правило, не бывает.

Внезапно – общий выдох. Потом толпа дружно гудит. Никто не успел и глазом моргнуть, а Ломаный Грош вдруг рванул вперед, ноги его так стремительно заработали, что расплылись в мутное пятно, точно спицы в колесе гоночного велосипеда, и секунды через две он уже мчится мимо номера 5, Умной Маши. Теперь наш конь уже не последний.

– Видишь? – говорит Чес. – Что я тебе говорил? Щас он все наверстает.

Кони проходят отметку в полкруга, и жокеи выводят их на прямую, причем каждый старается завоевать для себя внутреннюю сторону дорожки. На внешней стороне какая-то суматоха, несколько кляч пытаются друг друга обогнать, но в целом есть только одна интересная история про пятый забег, и вся эта история про коня номер 6.

Ломаный Грош продолжает набирать ход, и вот он уже вдруг шестой, а потом пятый. Другие жокеи поднимают головы, пока он их проходит, и недоверчивые выражения на их физиономиях видны даже за сотню ярдов. «Какого черта он так быстро бежит? – словно бы говорят эти удивленные лица. – Какого дьявола он вообще бежит?»

Теперь толпа уже не на шутку расходится, и у меня возникает ощущение, что даже те игроки, которые поставили свою наличность на других коней, от всей души желают, чтобы Ломаный Грош всех сделал. Такие победы порой случаются – к примеру, Рокки бьет Аполло Крида; или Рокки бьет мистера Ти; или Рокки бьет того русского скандинава; или… ну, в общем, все, что там было во всех фильмах про Рокки. В этом самая суть Америки. И даже если победа Ломаного Гроша ничего не докажет на предмет Американской Мечты, она определенно докажет, что любой ничтожный придурок способен в любой отдельно взятый день заявиться на скачки и уйти домой в тридцать пять раз богаче, чем он туда пришел.

Три четверти гонки уже завершились, и рев толпы становится поистине оглушительным, пока Ломаный Грош подтягивается на четвертое место, затем на третье. Бока его почему-то уже не выглядят жалкими и ничтожными – нет, они странным образом кажутся мясистыми, мощными, пульсирующими энергией. Голова, прежде скорбно поникшая, теперь поднята высоко, так и ходит взад-вперед, словно бы уже пытаясь дотянуться до незримой финишной черты. Хвост развевается на ветру, очевидный барометр вновь обретенного победного духа.

Пока кони проходят последний поворот, Ломаный Грош вытворяет нечто совершенно неожиданное: он бежит еще быстрее. Может, это адреналин, впитанный от толпы, может, мастерство жокея, но разбитая кляча вдруг отыскивает какие-то скрытые энергетические ресурсы и доворачивает ручку громкости до цифры одиннадцать. Ломаный Грош несется по дорожке точно высокоскоростной вагончик по рельсам в Диснейленде, готовый побить все мыслимые рекорды.

Второе место и еще сотня ярдов. Я затаил дыхание, но меня это совершенно не гнетет. Чес и Шерм – то же самое. А толпа просто с ума сходит.