Ящик Пандоры
Шрифт:
– Идем ва-банк? – не глядя на Пандору, спросил Дарий. – На что ставим?
– Может, попробовать в покер? – не очень уверенно предложила Пандора, однако ее предложение было проигнорировано. Дарий, пересчитав деньги, подошел к стоящему в углу автомату, дизайн которого был стилизован под древнерусские мотивы – с колокольнями, шапкой Мономаха с драгоценными камнями, рубиновым ожерельем, бутоном желтой розы и блондинистой красоткой, обаятельно улыбающейся в овале сердца. И с крылатым купидончиком. И когда одновременно выпадают три блондинки с купидончиками, это означало «крутку», четыре женщины – двойную, то есть пятнадцать бесплатных ходов. Эту игру Дарий прозвал «пламенными сердцами Бонивура», поскольку весь фокус состоял в том, что после крутки на экране появляются ярко-пурпурные сердца, от сочетания которых и зависит количество выигрыша. Только однажды Дарию повезло: за один присест дважды выпадали по четыре
– Если продуем, завтра будет пусто-пусто, – предупредил он Пандору.
– А ты должен выиграть, а то я так и останусь без стиральной машины, – это ее заветная мечта, и играет тоже ради ее воплощения. Пандора пододвинула высокий стул и поудобнее устроилась рядом с Дарием. Даже положила руку ему на колено. – Пожалуйста, настройся, а я попрошу своего эгрегора, чтобы он нам помог…
Эгрегор – это экзотерический персонаж из ее книжек, какое-то чудодейственное божество, у которого можно просить всего, как у золотой рыбки. И с обязательным исполнением.
– Значит, коллективная ответственность за содеянное? – И Дарий, вложив в автомат последние латы, приступил к сражению. Однако, играя по довольно высокой ставке (90 сантимов за один удар по клавише), автомат ни в какую не желал откликаться на вожделенную заявку сидящих напротив него людей. Поляны на экране автомата были такие скудные, такие однообразные, что вскоре Дарий затосковал и адреналин, до этого бушевавший в его жилах, стал иссякать в наркотическое похмелье. А в том, что игра – наркотик, он уже давно не сомневался, но не смел об этом говорить вслух, ибо Пандора, когда он однажды об этом обмолвился, так взбесилась, что он закаялся когда-либо трогать эту тему. Но, зная всю пагубность и абсолютную недосягаемость цели, он с упорством камикадзе тащился в салоны, оставляя в хищных нутрах автоматов свои последние деньги. Собственно, он страдал двумя видами наркотической зависимости: телесного влечения к Пандоре и к Игре. Свои же художнические пристрастия он считал божественным приходом и каким-то даже уравновешивающим его горькую долю фактором. Да, фактором.
Однако, когда от поставленных на кон денег остался сущий пустяк, Пандора ласково подпела: «Пожалуйста, увеличь ставочку… Ну, пожалуйста, я предчувствую, что сейчас что-то будет…» Она вынула из сумочки деньги и протянула их Дарию.
– Возьми и играй на всю железку…
– Значит, на кон ставишь свои туфли?
И Дарий, зная по опыту, что частенько после длительной паузы, автомат начинает откликаться и предлагать неплохие варианты, вместо 90 сантимов выставил на экране лат восемьдесят… И как будто предчувствие Пандоры стало оправдываться: сначала выпали три сердца по одной линии, затем появилась «крутка», но алые сердца располагались в таком хаотическом порядке, что в результате после восьми «бескорыстных» ходов их прибыль увеличилась всего на девять латов, которые в течение последующих пяти минут были окончательно проглочены безжалостным плодом извращенной человеческой фантазии.
Когда игра закончилась, он вытащил сигареты и закурил. Рука, держащая сигарету, дрожала, в висках куковала кукушка, а тут, как назло, у играющей у них за спиной женщины зазвенели посыпавшиеся в лоток монеты, и этот чарующий слух и раздражающий мозг звон продолжался не менее полутора-двух минут…
– Видимо, тетка неплохо сняла, – сказал Дарий и слез с высокого стула. В пояснице ломило, в голове тоже что-то всколыхнулось, и он едва не упал, ибо сознание на секунду само собой отключилось. Проклятый остеохондроз.
Пандора шла впереди с опущенными плечами. Дарий остановился и попытался провентилировать легкие, но чем глубже он вдыхал ночной воздух, тем большее чувствовал головокружение. Он даже присел на траву, а затем, откинувшись на спину, уставился в темно-синюю даль неба. Сквозь ветви каштана хорошо были видны все Млечные и Замлечные Пути мироздания, и, видимо, глубина небес потихоньку стала насыщать его тело свежими антиоксидантами, выветривая из души горечь поражения. На его лицо легла тень Пандоры.
– Тебе плохо? – спросила она, и он не почувствовал в ее словах сострадания. – Надо было раньше поднимать ставку, ты никогда меня не слушаешь…
– Давай не будем…
Он взглянул на часы и с трудом осознал, что в игорном салоне они просидели четыре с лишним часа и что до дому придется добираться пешком. Во-первых, потому, что весь общественный транспорт уже спит в гараже, а во-вторых, в кошельке не осталась ни сантима.
Домой они пошли по улице с красивым названием Эдинбург. Когда-то она называлась улицей Кара (военной), но после песенной революции ей вернули прежнее «буржуазное» название. Справа тянулась железная дорога, слева на всю ее двухкилометровую длину застыли
В тишине раздавалась дробь Пандориных каблуков да неплотный стрекот цикад, так отличавшийся по тональности от песнопений цикад Крыма или Кавказа…
– Куда ты разогналась? – спросил он Пандору и прибавил шагу.
– А что тащиться, ты целый день отдыхал, а я работала, – она сняла туфли и пошла по краю дороги босая. И стала значительно ниже ростом и как будто обездоленнее, чем вызвала у Дария чувство жалости. Он догнал ее и обнял за плечи.
– Забудь, завтра верну деньги.
– Надеешься отыграться? – в голосе насмешливость, раздражение.
– Схожу в отель, может, что-нибудь продам, – Дарий периодически делает визиты в гостиницы и оставшиеся на плаву санатории, предлагая посетителям свои картины и миниатюры-этюды. Но чаще всего проку от таких походов немного, и возвращается он оттуда униженным и по-прежнему с тощим кошельком.
Не доходя до земельного управления, в кустах, у самой железки, послышались стоны. Они замерли, прислушались, но больше ничто не нарушало тишину. Однако когда они отошли метров на пятьдесят, вновь раздались стоны и вскрики… Это явно резвились на природе участники «Крутой волны» или опоздавшие на электричку ее поклонники… И он подумал, сколько же семени напрасно выльется в эти балаганные ночи, сколько презервативов придется на один квадратный метр юрмальской земли и сколько тюбиков краски будет стерто пьяными поцелуями с женских губ, и сколько состоится фелляций, то бишь мине… тибе?.. «Давай считать, – сказал себе Дарий, – если, предположим, каждый нормальный кобель, типа меня, за раз выплескивает 4 мл спермы, в которой не менее 500 миллионов сперматозоидов, то за одну ночь две тысячи Артефактов выплеснут во ВЛГ, сольются в презеры или просто спустят на землю… Не нужен и калькулятор: получится восемь тысяч доз… 8 тысяч мл (8 килограммов семени) и около триллиона сперматозоидов, из которых могло бы вырасти триллионное население… И как же из этого гигантского бульона можно выскочить и первым добраться до материнских фаллопиевых труб? Экая лотерея, и ты, – Дарий усилил нажим на слове «ты», – выходит, охуенный счастливчик, если так шустро рванул на старте и, обогнав всех своих собратьев с хвостиками, добежал до финиша первым… Напряги память и, возможно, вспомнишь, как ты активничал сначала во ВЛГ, затем взбираясь на горку матки, и все время оглядывался – не догоняет ли тебя остальная свора, но нет, ты ушел от погони и ухитрился даже пролезть в узкие ворота матки и вбежать на взгорок, и так шустро бежал (плыл, полз, летел), пока первым не встретился с противоположной мамзель по имени яйцеклетка… И произошло братание, в результате которого ты и появился на этот белый свет. И что же, дорогой мой, выиграв эту смертельно опасную гонку, вытянув из пятисот миллионов свой билетик, ты теперь вот так бездарно, наиглупейшим образом играешь в жизнь, играешь с жизнью, не соображая, какой уникальный дар и какой жребий тебе выпал?.. Нет, ты – последняя мразь, какая только бывает на свете. И все остальные такие же, может, правда, за редким исключением – Гагарин, Есенин, с натяжкой Рубенс, но никак не Малевич и не Кефал… Мир мог бы без нас вполне обойтись, но ведь не обошелся и зачем-то вытащил нас из нутра матери… А зачем он вытащил Медею, ее Мусея, беззубого Григориана и его никчемную Модесту? А зачем в тарелке вместе с куском говядины лежит кучка картошки или вермишели? А, это гарнир… Значит, ты гарнир, и все, кто тебя окружает, тоже из этой же тарелки… А Пандора? Не знаю, не знаю… Ее роль еще не до конца выяснена…»
И снова, откуда-то из-за забора, из темных кустов послышались стенания и женские вскрики… Ну да, еще один полночный оргазм, и еще один катаклизм в виде погибели миллионов несбывшихся человеков… Создавалось впечатление, что вся улица, весь город, весь мир только тем и занимается, что примеряет вал к отверстию с последующей погребальной процессией, при которой будут похоронены маленькие беспомощные спермики, у которых такая симпатичная округлая головка и такой дивный хвостик… И Дарий, подчиняясь всеобщему падению, тоже ощутил непреодолимое влечение… Не отпуская плечи Пандоры, он увлек ее за собой, под шатер раскидистого куста сирени и стал судорожно искать вход в ее юбке-распашонке… Женщина не сопротивлялась. Не выпуская из рук сумку и туфли, она размягчилась и позволила Дарию завершить начавшийся еще днем Акт самоотдачи… Все произошло быстро, упоительно, на остатках еще бродивших от игры гормонов…