Ящик Пандоры
Шрифт:
Борко окинул его небрежным взглядом из под модных очков в тонкой оправе:
— Идет, идет. И пора садиться, через две минуты отправление.
Меркулов с нескрываемым удовлетворением влез на высокие ступеньки вагона и занял место рядом с гебешником. Он был доволен, что Борко принял игру.
— Билеты у меня на двоих, до Голицыно и обратно,— сказал Борко, когда поезд тронулся, но, по правде говоря, Меркулов о билетах как-то не подумал, то есть он просто не предполагал, что придется куда-то ехать.— В зависимости длины разговора можно будет изменить станцию назначения.
— Начальник следственной части прокуратуры РСФСР Меркулов. Константин Дмитриевич. Но моя должность не имеет ни. малейшего отношения к тем вопросам, которые я вам бы хотел задать.
— Я слушаю вас.
* * *
В зале ожидания сидели двое — почтенный старичок и парень в очках, ожидали поезда. Она нашла телефон-автомат — на нем отсутствовал диск.
— На улице, девушка, исправный. Был, по крайней мере, десять минут назад,— сказал почтенный старичок,— я внучке звонил, хотел сказать, чтобы дверь не запирала, а ее дома нет, и где шастает...
Ирина вошла в будку и услышала гудок электрички, протяжный и тоскливый, как звук маяка в тумане моря. Она открыла расписание, но в будке было совершенно темно, она вспомнила о Манином «фрнарчике», посветила на плохо пропечатанные страницы: гудела последняя электричка на Москву. Ирина заметалась между будкой и платформой и решила все-таки ехать — боялась, что не дозвонится, а электричку пропустит.
Очкарик сел на скамейку напротив Ирины и стал изучать какую-то схему, выполненную на большом листе ватмана.
— Извините,— решилась Ирина,— можно вас спросить?..
— Пожалуйста, пожалуйста,— сказал паренек, свернул ватман в трубочку и закрепил резинкой, как будто только и ждал предлога начать разговор.
— Вы не знаете случайно, что такое в Подлипках может называться «жестянкой»? Может быть, фабрика?
— В Подлипках? Вы знаете, что это только станция так называется. А сам город — Калининград.
Вообще-то Ирке это было известно, но в данный момент интересовало очень мало.
— Пусть Калининград. Может, там есть какое-то место с таким названием?
— Жестянка? Место? А в каком контексте употреблено это слово, простите?
— Да ни в каком. Просто «жестянка» и все. Хотя нет — контекст такой: «пойдешь вдоль жестянки».
— Это вам так объяснили? — почему-то очень удивился очкарик.— Пойдешь вдоль жестянки? Но это же блатное выражение, лагерное то есть, тюремное.
Парень таращил глаза за толстыми стеклами очков, как будто говорил что-то ужасное, что не следовало слышать такой симпатичной интеллигентной девушке.
— Да, наверно. Одна лагерная женщина так говорила. Ирина с тайным удовольствием наградила Валерию Маниным эпитетом.
— Лагерная? Ну, если та-а-к,— протянул парень,— то это означает железную дорогу. «Пойдешь вдоль железной дороги».
«Вдоль железной дороги! Конечно же, можно было бы и самой догадаться! Я найду Кешу! Маленький такой мальчик, два дня его таскают по каким-то строениям! Я его найду обязательно! Сколько ехать до Подлипок минут
Последняя электричка останавливалась на каждой станции и подолгу стояла на месте. Ирина гнала время — скорее, скорее! Очкарик, потеряв надежду на продолжение беседы, дремал, прикорнув головой к деревянной обивке вагона.
А что, если...
— Простите, пожалуйста, еще раз.
Ирина легонько дотронулась до его руки. Парень встрепнулся, зачем-то пригладил волосы.
— Можете вы исполнить одно поручение? Это несложно, надо позвонить в милицию. Я не знаю телефона...
— Ноль-два.
— Да, конечно. Только...
«В дело замешаны милицейские, даже какой-то подполковник, не дай Бог, парень на него нарвется!»
— Только говорить надо лично, понимаете — лично, с Романовой...
— С начальником МУРа? — с энтузиазмом воскликнул очкарик.
— ...или с майором Грязновым. И если вы их не найдете, то больше говорить никому ничего не надо. Даже самому главному начальнику на Петровке. Можно узнать, как вас зовут? Меня — Ирина.
— Игорь.
Ирина быстро писала на листке, вырванном из расписания поездов: «Романова. Грязнов. Ирина передает, что надо срочно ехать в Подлипки, строение восемнадцать, вдоль железной дороги».
— Вот, Игорь, пожалуйста, если Романова или Грязнов спросят, кто вам дал записку, опишите меня.
— С большим удовольствием,— ответил с готовностью Игорь и окинул Ирину внимательным взглядом.— А они поймут, в чем дело?
— К сожалению, я больше ничего не знаю сама. Это уже Подлипки?! До свидания, Игорь, спасибо заранее за все!
* * *
— Константин Дмитриевич, как я понимаю, ваша забота — это разоблачить группу людей, которые учинили расправу над одним из ваших друзей, его фамилия, кажется, Бабаянц, и пытались проделать то же самое с другим — Турецким. Правильно ли я вас понял, что вы руководствуетесь сугубо личными мотивами, а государственные — в этом конкретном деле — вас не интересуют?
— Нет, не интересуют.
— Это печально, потому что нам нужны союзники. Кому «нам»? Я формально представляю Комитет государственной безопасности.— Он сделал ударение на слове «формально», Меркулов не понял — почему, но взял на заметку,— я считаю существование этой столь непопулярной организации совершенно необходимым, но только в таких границах, которые дают возможность бороться с организациями типа «Вече». Кстати, союзником моим вы уже стали, потому что ваша информация для меня чрезвычайно важна. Генералом Кириным действительно было обнаружено существование этого «Вече», но подступиться к нему у нас... у меня не было никакого шанса. У меня есть сведения, что в его составе крупные чины из Министерства внутренних дел и прокуратуры, равно как и из нашего комитета, а также многие министры и другие должностные лица. Я. должен выяснить — кто, ошибки не может быть. Ни о каком «Бесе» я также, как и Кирин, никогда не слышал.