Ящик водки. Том 2
Шрифт:
— А-а, первым делом после победы революции демократы кинулись приватизировать!
— Да иди ты к черту. Опять у тебя одни журналистские штампы в голове… Я два месяца жил в Москве. Весь ноябрь и почти что весь декабрь. А потом приехал, жене заделал, она забеременела и Ольгу родила в 92-м. Вот что у меня от путча осталось в памяти. Помню, мы с Маневичем ходили пьяные по Красной площади и пели песню про Гайдара — как там? «Гайдар шагает впереди». А Союз — развалился.
— А правда, что это Бурбулис подсунул бумажку пьяному Ельцину, тот подмахнул — и так все развалилось?
— А хер его знает. Нет, по-моему, нет. Это было
— Типа — любой ценой уйти из-под Горбача?
— Да. Да. Да!
— Любой ценой. Париж стоит мессы.
— Абсолютно верно.
— А помнишь мою версию, что КГБ разгромлен за то, что не арестовал участников Беловежского заговора? Должен был арестовать и привезти в подвалы Кремля. А Горбач должен был ходить вокруг Ельцина, как царь Петр вокруг царевича Алексея… Пытать его лично.
— Я думаю, что да. И почему одного Ельцина? Всю компанию! Ну это ж банально, это все знают.
— Ты думаешь, мы могли оставить Советский Союз, сохранить его в целости?
— Ой, я не хочу себя трубадуром Советского Союза выставлять. Я просто считаю, что шансы его сохранить были больше, чем шансы разрушить. Но тем не менее его разрушили. И все хваленые спецслужбы ничего не смогли этому противопоставить. Вот. Я уже говорил, что либо это был замысел самих спецслужб, либо они говна не стоят и даже сейчас на них нет смысла ориентироваться.
Комментарий Свинаренко
— В 91-м я впервые слетал в Армению. Весной, в районе 9 мая. Там происходило что-то странное. В привычный конфликт армян с азербайджанцами вмешалась Советская Армия, причем почему-то на стороне Баку. Я решил на это посмотреть. И соответственно написать в газету. Это был не мой профиль — я ж проходил по отделу преступности, а тема — из чистой политики. Видно, это был репортерский песий зуд. Такое случается.
Полетел я туда с Сергеем Подлесновым. Он так же, как и я, не обязан был этого делать: он командовал отделом иллюстраций. И по идее должен был кого-то со мной отправить. Но, видно, и ему захотелось новых впечатлений — после сидения в московских офисах и кабаках. Похожий эпизод был в «Чужом среди своих», когда персонаж срывает с себя бухгалтерские нарукавники и хватает пистолет, ему надоело в конторе, хочется адреналину.
Прилетели мы в Ереван, поселились в гостинице. Вышли на улицу: надо ж перекусить, долмы с шашлыком поесть, водки попить тутовой. Ан нет! Все закрыто. И огни почти все потушены. Ничего себе, Кавказ… Вернулись мы в отель, спрашиваем у дежурной, в чем дело — может, мы чего не поняли. Та дает нам три куска черствого хлеба и наливает воды. И мы понимаем, что шутки кончились. И вот с полными карманами денег, которые, как выяснилось, нельзя есть, мы сидели в номере и жевали черный хлеб, запивая его водой.
На другой день мы в местном МВД взяли милицейскую машину, чтоб съездить в горы, где как раз и шли странные военные действия. С бензином тогда и там были просто кошмарные проблемы, но для русской неподцензурной прессы его не пожалели, принесли из секретной подсобки аж три ведра — вмешательство Советской Армии все-таки сильно волновало армян. Перед поездкой, что немаловажно, мы закусили в министерской столовой.
Приехали мы в эти горы, к некоему селу — забыл название. Но в само село попасть не удалось: оно было окружено, как потом стали выражаться, федералами.
Мы заняли позицию на скале и стали наблюдать. Хорошо было видно село в низине и советские боевые вертолеты, которые пикировали на дома и стреляли из пушек. Правда, поверх крыш. Танки, которые стояли вокруг, крутили башнями и целились в дома. У меня было чувство, что вот сейчас они поцелятся, пристреляются — и разбомбят все к такой-то матери. А что еще я мог думать? Смысл же происходящего мне не был понятен.
Что касается жителей деревни, то они, слыша этот рев и эту стрельбу, конечно, были уверены в скорейшей погибели (что потом и подтвердилось в беседах с ними).
Пару часов продолжалось это безобразие. В какой-то момент стрельба как по команде (почему — как?) прекратилась, вертолеты разом улетели, и танки тоже уползли. Оцепление снялось и уехало, так что мы смогли наконец войти в село. Там на площади у сельсовета уже галдели местные, им же надо было выкричаться. Местное население дало мне такие показания: военные потребовали сдать все оружие. Им отдали сколько-то там дробовиков. Показалось мало: а пулеметы где? Чтоб добиться их выдачи, постреляли. Не добившись, уехали.
Вскоре подъехало местное руководство: начальник милиции, главный кагэбэшник и секретарь райкома партии. Тут же на улицу вынесли множество столов, сдвинули, нанесли продовольствия — и начался веселый и шумный праздник освобождения села от Советской Армии. Соленья, копченья, чача, тутовая водка — мы наконец-то поверили, что очутились на Кавказе… А то сухие корочки жрать… Я там выпивал со счастливыми армянами и думал про Советский Союз и про то, насколько он нужен этим вот кавказцам. Может, в тот момент армянам показали какое-то неправильное, нелицензионное, пиратское лицо СССР, но где им было увидеть другое?
На обратном пути в темноте и от волнения наш шофер заблудился. Это стало ясно в тот момент, когда после некоторого грохота на близком расстоянии от нашей машины лег снаряд. «Танковое орудие. Стало быть, на азербайджанскую территорию заехали», — определил наш боевой шофер, ветеран Карабаха. Он выключил бортовые огни и скомандовал нам выскочить из машины и залечь в поле. Что мы и сделали, причем весьма торопливо. Лежим… И тут — второй снаряд. Был недолет, теперь перелет, — стало быть, вилка. Им там в танке осталось чуть подкрутить прицел — и попасть, поразить цель… Я лежал на грунте и ругал себя ужасными словами. Мне было так жалко себя. Я думал: «Ведь в этот самый момент я мог бы сидеть дома на кухне под красной лампой на пружинке и пить на худой конец хоть чай. Ну чего я поперся в эти богом забытые места? Зачем?!» Впрочем, третьего снаряда для нас у азербайджанской стороны не нашлось. Так что, полежав еще минут десять в пыли, мы залезли в машину и через пару часов были в Ереване.