Ясень и яблоня. Книга 2: Чёрный камень Эрхины
Шрифт:
– Не время вам забавляться! Торвард конунг, брат мой, снова покинул Фьялленланд! Он уплыл на Туаль и увел с собой дружину на двадцати кораблях! Аскефьорд беззащитен, и не будет для вас другого случая осуществить свою месть! Если Бергвид сын Стюрмира немедленно не отправится в путь, то все надежды его погибнут и битва будет проиграна, не начавшись! Торвард конунг вернется, привезет с собой войско туалов, которые непобедимы при свете дня, и сотрет в порошок любых соперников!
– Войско одержит победу, если выступит немедленно? – спросила йомфру Хильдеборг у этой странной норны, которая, видимо, была одной из покровительниц Бергвида сын Стюрмира.
– Пусть он не забудет принести мне Дракон Судьбы, обручье, которое
Пламя опало, все стихло. Йомфру Хильдеборг открыла глаза. Неуверенно ступая, она спустилась с помоста, и девушки торопливо подхватили ее под руки. Она шла, едва переставляя ноги, полностью лишившись сил, и сама не помнила ни единого слова из собственных предсказаний.
На третий день после этого корабли Эйрёда конунга и Бергвида отходили от Ястребиного мыса. Их насчитывалось шестнадцать, и еще столько же должно было присоединиться к ним на Квиттинге.
– Я отомщу моим врагам! – воодушевленно восклицал Бергвид на прощальном пиру, потрясая возвращенным ему кубком. – Я отомщу! Я овладел силой дракона! Мой враг слаб и беспомощен передо мной! Я отниму его дом, как он отнял дом у меня! Я продам в рабство его мать, как он продал мою! Я убью его и принесу в жертву моему отцу, которого погубила его мать! Он заставил меня расти в безвестности, но теперь его род заглохнет, а все его побочные дети, сколько их есть, будут моими рабами! Я захвачу его сестру, и она будет рабыней моей жены! Я на пути Одина, и боги пошлют мне удачу!
Йомфру Хильдеборг сидела молчаливая и почти безучастная. Ее не слишком ободрило то, что она увидела в глубине Дракона Памяти. Она не знала Торварда сына Торбранда в лицо, но Коль подтвердил ей, по ее описанию, что он и будет противником Бергвида в той битве «в священном месте, на перекрестке трех стихий». И чем же кончится этот поединок? Бергвид считал победу своей, поскольку он якобы овладел силой дракона. Но «овладел» он только сосудом для питья, а все прочие способности Дракона Памяти для него оставались закрыты. Йомфру Хильдеборг молчала, не пытаясь истолковывать ему увиденное. Он понял то, что она пыталась внушить ему раньше: что его прежнее рабство было сродни смерти Бальдра, который в подземельях Хель пережидает грядущее Затмение Богов. Но вышел ли он на свет? Чему он научился там, в подземелье? Он смотрит не вперед, а назад, упивается своим несчастьем, которого раньше стыдился. И теперь он продолжает смотреть во тьму, а значит, он безнадежен.
Глава 8
…Рассказывают, как один древний конунг получил известие, что море наступает и пожирает землю. Вот чудак, прилива, что ли, никогда не видел? Тогда послал он своих воинов, храбро бросились они навстречу волнам жадного моря и стали разить их острыми мечами. Долго сражались они, и вот побежденное море стало отступать… Ну да, отлив начался.
Торварду казалось смешным это маленькое уладское сказание из тех, которыми их развлекал вечерами Хавган, пленный бард рига Танруада Гвен-Адерина. Но смеяться мешала мысль, что и сам он, Торвард, ничем не лучше того древнего вояки, который бросился с мечом на морские волны. Эрхина была волной, ускользающей от его силы, и скалой, о которую разбивалось его упорство. Она уступила – но только для того, чтобы он проклял свою победу. Он добивался благородной женщины, а получил сломанную игрушку, которая в его руках утратила всякую цену.
Она приняла тайные условия и объявила Торварда своим мужем, а также военным вождем острова Туаль. Прежнего военного вождя, Коля сына Хеймира, как сказали народу, отец призвал в Слэттенланд. Туалы молчали,
Своего он добился – его честь в глазах обитателей Морского Пути была восстановлена. Но если сам он честно забыл, как и обещал, все прежние обиды и готов был полюбить Эрхину как жену, то она видела в нем нечто вроде того дракона по имени Угг, что приходил за добычей прямо в покои конунга Хативульва. Лишившись и «глаза богини Бат», и своей независимости, она сделалась странной, непостоянной. Исчезла та прежняя Эрхина, что взирала на все с приятным чувством превосходства, но исчезла и та, что кипела гневом и жаждала мести. В иные дни на губах ее висела презрительная улыбка, словно она издалека смотрит в этот жалкий мир, не придавая ему никакого значения. В другие дни она становилась вдруг гордой и решительной, точно сражается, и в напускном оживлении хваталась за такие дела, которым прежде не уделяла внимания. С Бресайнех или Торхильд она не желала разговаривать, зато вдруг приблизила к себе одну из младших жриц, скромную и незаметную девушку по имени Саилле, и весь день, гуляя с ней по зеленым валам, жаловалась на все свои несчастья. Саилле была настолько ничтожна по сравнению с ней, что эти жалобы не унижали Эрхину – это было все равно что изливать душу собаке или кошке. И Саилле, как собака, только вздыхала в ответ, понимая, что попытки вслух сочувствовать повелительнице выглядели бы слишком дерзкими. Но полностью заменить черный камень, который раньше поглощал все печали Эрхины, у нее не получалось.
Когда Торвард подходил к ней, Эрхина окидывала супруга чуть насмешливым, чуть презрительным, отчасти выжидающим взглядом, точно спрашивая, кто он и что ему нужно. На все его попытки с ней разговаривать она отвечала односложно. У фрии имелись свои дела, у военного вождя – свои. «Можно подумать, она влюблена в другого и ненавидит меня за то, что я – не он!» – иной раз думал Торвард. Эрхина действительно была влюблена – в себя саму, прежнюю, ту фрию Эрхину, которая не подчинялась никому, и ненавидела Торварда за то, что он своим появлением в ее жизни уничтожил ту Эрхину. Сначала нежеланной любовью, теперь насильственным браком…
Правда, ночью, в темноте, когда никто ее не видел и даже сама она себя не видела, Торварду не приходилось жаловаться на ее безразличие. Она вовсе не отказывалась от его любви и не изображала жертву насилия: это было единственное утешение, которое сейчас ей предлагала жизнь, и она брала его именно у жизни. А сам Торвард при этом оставался как бы орудием, и это ему совсем не нравилось.
– Ты меня обманула! – однажды не выдержал он. – Ты согласилась стать моей женой!
– Я ею стала! – небрежно ответила Эрхина и пожала плечами, дескать, что тебе еще нужно?
– Нет! – с напором возразил Торвард. – Не стала. Ты только притворяешься. Ты меня терпишь, а сама знать меня не хочешь.
– Ты знал о том, что я тебя не люблю и этого брака не желаю! – Эрхина посмотрела на него своими холодными и по-прежнему прекрасными голубыми глазами. – Для тебя это не новость. Ты сам виноват! Ты знал, что берешь меня силой! И ты получил то, что брал!
– Но ты согласилась! Согласилась стать моей женой, а значит, должна… – Он запнулся, не зная, как это выразить. – Ну, хоть попытаться меня полюбить. Или хотя бы ко мне привыкнуть. А это тебе не так уж трудно, я это знаю, и ты можешь морочить голову всему Туалю, но не мне. А ты не становишься, даже не пытаешься быть моей женой. Ты продолжаешь быть сама по себе и даже не хочешь ничего менять.