ЯССТ 6
Шрифт:
— Привет, засоня. — Поздоровалась она.
— Привет. Где все?
— Как и обещали, пошли топить баню.
— Ты как? — Поинтересовался я у нее.
— Нормально, если не задумываться о том, что произошло. Боюсь, что по возвращении на родину, меня не оставят в покое. — Она вздохнула. — А тут здорово.
— Да, умиротворенно. Небольшой подарочек для нас, перед грандиозной суетой. — Я сел за стол. — Ну, мадемуазель Амели, что у вас на завтрак?
— Кофе, печенье и овсяная каша на воде из растаявшего снега. — Она поставила передо мной дымящую паром кастрюлю.
—
— Умеете вы, русские, испортить любое блюдо своим отношением. Положите себе в тарелку. — Амели добродушно усмехнулась.
— Чего тарелку пачкать, вдруг несъедобно?
Амели помахала передо мной половником, прозрачно намекая, что пустит его в дело, если я продолжу дерзить.
— Ладно, накладывай свои звезды Мишлен. — Я протянул тарелку.
Она бросила липнущей к половнику субстанции в тарелку.
— Ещё?
— Пока хватит. — Я придвинул тарелку к себе. — Пятнадцать минут прошло после того, как поели мои друзья?
— Почему спрашиваешь? — Не поняла моей поддевки Амели.
— Обычно столько ждут до наступления первых признаков отравления. — Я захихикал.
— Да ты… не удивлена, что ты попал в кутузку. — На этот раз она возмутилась на полном серьезе.
— Знала бы ты, в каких кутузках я бывал, и от каких личностей бегал. — Я попробовал на вкус клейкую массу с запахом овсяной каши. — Ну, что сказать, хорошего повара видно издалека. К сожалению, в тебе его не разглядеть даже в упор.
Амели таки швырнула в меня половником. Я непринужденно ушел с линии огня и поймал его за ручку.
— Ладно, прости, это я немного отомстил за твое поведение в тюрьме. Я люблю упражняться в сарказме, а женщины феминистского толка отличная мишень для этого.
— Я не феминистка, хотя поддерживаю их борьбу. Мужчины создали мир для себя и заставляют нас жить по их правилам. — Амели взяла из моих рук половник и бросила его в кастрюлю с кашей.
— А как же «шерше ля фам». Это же ваше французское народное мнение, что в каждом заметном событии можно найти женский след. Все в мире происходит из-за баб, куда вам еще больше прав и свобод? Хотя я в упор не могу понять, в чем вас ограничивают?
С улицы донеслась ругань Михаила. Амели кивнула на дверь.
— Иди, помоги другу, хватит точить лясы с женщиной.
— Ох уж эти командирши. — Я поднялся и направился к двери.
На вешалке висела куртка большого размера. Я накинул ее и вышел. Воздух снаружи ударил в нос морозом и потрясающей свежестью. Глубоко вдохнул и постоял на крыльце, слушая отборные маты следователя.
— Что у тебя, Михаил случилось? — Спросил я, надышавшись горной свежестью.
— Не пойму, то ли дрова у них дурацкие, то ли топор. Застрял насмерть в пеньке, ничего не могу поделать. — От головы и разгоряченного тела Михаила поднимался пар. — Попробуй ты.
— Ну, давай. — Я спустился и направился к тому месту, где он рубил дрова.
Возле Михаила уже набралось немало расколотых
— Держи. — Михаил протянул топор, застрявший в полене.
На крыльцо вышла Амели и оперлась локтями о перила.
— Видная баба. — Шепотом произнес Михаил, рукавом вытирая пот с лица. — Это, наверное, нам первый бонус за хорошую работу.
— Это как посмотреть.
— А что тут смотреть, горы, уединение. Жаль, я женат, клятву давал, когда Мари заболела. Не в смысле жаль, что дал клятву, короче, от своей доли поощрения отказываюсь.
— Иди, попей чайку с овсяной кашей. — Отправил я его. — Амели знатная повариха. Измени жене в гастрономическом смысле.
— Да кормила она меня этой кашей. Обойный клей и то вкуснее.
— Не буду спрашивать, зачем ты его пробовал, но соглашусь, уж лучше самому приготовить, чем есть ее кашу.
— Гастрономическое самоудовлетворение. — Михаил поковылял в сторону бани. — Пойду, узнаю, разобрался Трой с печкой или нет.
Амели не сводила с меня глаз. Кажется, ей нравились мужчины, которые вели себя с ней нестандартно. Легкие издевки, сарказм, отсутствие европейской напускной учтивости вызывали интерес к моей персоне. Я взялся за рукоять топора, замахнулся им вместе с застрявшим поленом. Молниеносно опустил его обухом о здоровый пень, на котором рубились дрова. Полено хрястнуло и разлетелось на две половинки. Амели захлопала в ладоши. Я сделал реверанс с поклоном в ее сторону.
— А вы действительно очень сильны, Гордей. — Похвалила она меня.
— Это все правильная техника. Мой отец заставлял меня рубить дрова с восьми лет.
— Не принижайте свои способности, уж я-то много раз сдавала физо на работе и знаю, на что способны люди.
— Спасибо. С вашего позволения продолжу колоть дрова. Чем раньше наколю, тем быстрее истопим баню. У меня от вашего французского воздуха чесотка началась, жуть, как хочется помыться.
— А не надо по ночам по всяким подозрительным районам шариться. — Амели выпрямилась. — Пойду, поищу мыло.
Я помахал ей рукой и с упоением взялся за работу, по которой, как оказалось, успел соскучиться. Дела у меня шли хорошо. Когда Михаил и Трой появились рядом, выкопав в сугробе траншею до бани, они были удивлены результату.
— Ты тут до лета собрался жить? — Спросил удивленный Трой.
— Мало ли сколько придется. — Я воткнул топор в пень и распрямился.
Поясница отозвалась болезненными ощущениями. Трой набрал дров полные руки, Михаил тоже, ну и я не остался в стороне. Набрал сколько смог и отнес их к бане. Она совсем не походила на классические представления о русской бане. Во-первых, помещение было круглым. В центре стояла печь с котлом и большой каменкой. По периметру скамья с резной спинкой. Из стены торчали несколько леек, ничуть не лучше, чем во французской тюрьме. Хорошо, что здесь было чисто и пахло деревом, кажется, тем самым, которое мы рубили на дрова.