Ят
Шрифт:
Через наши плечи подали чек.
– Пачку чаяния, – сказал подавший. Взял её в руки и принялся недоумённо вертеть. Потом спросил:
– А где дата выпуска?
– Осталась на заводе-изготовителе, – пояснила продавец.
– Есть ли ещё шорох в шороховницах? – спросил кто-то.
– Только шероховатый, – отвечала продавщица.
– А шурум-бурум есть?
– Только на шурпу.
– С шурупами?
– С шампурами.
Человек средних лет и аналогично одетый, ходил, подобно нам, ничего не покупая,
Мы обратили на него внимание потому, что изо рта у него свешивался кошачий хвост.
– Не обращайте внимания, – прошамкал он, – это одна из кошек, скребущих мне душу.
Ещё два хвоста торчали из ушей.
– Я приглашаю их шпечшиально, – признался он, – за шоответштвующую плату, разумеетша. Они превошходно отшкребают вше наштлоения плохого наштроения, оштатки и ошадки дошадки, што не увезёшь на лошадке, и я хожу шо шпокойной душой, ни о чшом не забочшась.
В хозяйственном отделе выбор товаров соответствовал наличию. Но, подойдя к отделу, мы нарвались на следующий диалог:
– У вас лампочки есть?
– Да. Только они не горят.
Из особо впечатляющего нам понравились продаваемые и продаватые зубные защёлки, позволяющие удобно держать язык за зубами, да настольные лампы Аладдина – очевидно, названные по имени изобретателя.
В ряд лежали патрон-таш, ягд-таш и таш-кент – специальная сигаретница. Правда, сейчас её заполняли высохшие хлебные крошки. А может, табачные.
Продавались обогреватели – для обогрева, обозреватели – для обоза, ободриватели – для ободрения, ободреватели – для обдирания деревьев, одобриватели – для одобрения, обориватели – для борьбы, а также для превращения леса в бор, обобриватели – для бритья под бобрик.
В галантерейном отделе мы отметили трусы с длинным рукавом, да солнцезащитные зимние очки с меховыми стёклами. На особом прилавке лежали рядком барокко, сирокко, рококо и кукарекуу, предназначения которых мы выяснить не сумели.
В отделе уценённых товаров лежали амбиции.
– Амбиции, наверно, сделаны из амёбы? – решил выяснить Том гносеологию.
– Именно. Только не сделаны, а произошли от, – пояснил Гид, – следующая стадия развития амёбы – амбиция.
– А потом?
– А потом – амба.
– После амбиции?
– Да, если начинают очень разрастаться. нечто вроде раковой опухоли. Перекрывают дыхание – и всё. Амба.
Когда мы вышли из магазина, ко входу подъехали турусы на колёсах и с шашечками на боку. Колёса на них стояли хейлиевские.
Около них, обсуждая технические достоинства, заспорили набежавшие дети:
– А двигатель какой?
– Реклама, я знаю!
– То есть? – переспросил, не поняв, Том.
– В качестве двигателя они используют рекламу, – пояснил Гид, – реклама – двигатель…
– А я думал, они на спирту работают, а это – водитель, – хмыкнул Том и
– Ты что, офонарел? Слышь, хватит, пошли домой.
Мужчина, похоже, хорошо хватанул табуретовки, а его близкий друг – очень хорошо, отчего ему и стало плохо.
– О, а это что? – обратил Том внимание на проходящего мимо разносчика. Тот продавал абсолютно диких животных: леденцовых зайцев с петушиными хвостами. – Василиски?
– Что вы! Те петухи с ящеричными хвостами.
Чем оно являлось – или то продавались настоящие леденцовые игрушки? – узнать не удалось, потому что мы увидели Гидова друга, бежавшего, размахивая руками и чуть ли не крича ими, а за ним волочилось-тащилось святотатство, высоко подпрыгивая на камнях.
– Где ты его достал? – спросил Гид.
– По случаю, – прохрипел друг, отцепляя святотатство и подавая Гиду. – По чистому случаю, – подчеркнул он.
– Пойдём ко мне, – задумчиво произнёс Гид, осматривая поданное. Он оглянулся на нас, замешкался, потом спохватился. – Пойдёмте, я же обещал вам показать свою коллекцию ересей.
– Вы идите, я подойду чуть попозже. Надо зайти в одно местечко, – сказал друг Гида, которого, как он представился, звали Диг – или Дик: мы не расслышали, а выглядел он действительно диковато. Прошлый раз он даже не представился.
Он напустил на себя степенность, вынув её из «дипломата». Она окружила его чем-то вроде пушистого сияния, и он медленной поступью, напоминающей походку Медного всадника из одноимённой поэмы Пушкина, а может, иноходь верблюда-дромадера в дальнем походе, удалился.
Провожая его взглядами, мы напоролись ими на магазинчик «Моменты, мгновения, миги», куда и зашли, недолго думая. Там мы осмотрели решающий момент, уставленный калькуляторами и компьютерами; острый момент, до половины прорезавший витрину и упёршийся в пол; переломный – около него всё валялось переломанным. И сам он кособочился, кособачился, кокошкился и косолапился.
Мы увидели полный аквариум волнующих моментов, роковое мгновение и даже семнадцать мгновений весны…
На ослепительный миг разрешалось смотреть только сквозь чёрные очки, несмотря на то, что сам он находился под светонепроницаемым колпаком.
Миг удачи метался по клетке так, что уследить за ним смог бы далеко не каждый.
Среди мигов я заметил парочку МиГ-27 и один МиГ-29.
Выйдя из магазина, мы увидели свадьбу, направляющуюся за счастливыми мгновениями. Невеста выглядела пресосходно. Даже фата её окутывала не обыкновенная, а Фата Моргана – та самая, которую американский миллиардер Морган подарил дочери в день свадьбы.
Заглядевшись на свадьбу, мы едва не пропустили небольшой магазинчик с неброской – она никуда не бросалась – вывеской: «Суждения».