Явления умерших живым из мира загробного

Денисов Леонид Иванович

Надобно заметить, что эти слова вовсе необычные для меня, и только во сне уста произнесли их.

Однако же Я-в не удовольствовался этим благословением, ибо оно произносилось в тот момент, когда он занят был застегиванием пуговиц и вообще поправкой одежды, чтобы идти в путь.

Итак, просьба о благословении, с простиранием рук для его принятия, еще раз повторена была, и я в последний раз благословил его, произнося:

– Буди благословен вовеки, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.

Я-в сильно прижал руку мою к устам своим; ему не хотелось выпустить ее. Сочувствуя ему, я облобызал его отеческим лобзанием,

вполне сознавая, что он есть гость, пришедший ко мне из другого мира.

И тут я стал вглядываться в него и, вглядевшись пристально, увидел неизменные знакомые мне черты.

Только белизна и утонченность изменяла прежний тип. К тому же пот в виде росы покрывал его лицо, а глаза при яркости своей выражали утомление и упадок сил душевных.

Вышел он от меня дверью, обращенной к Туговой горе, на которой покоится прах его.

За ним следил я с чувством глубокой скорби и с пламенным желанием видеть след его. И что же? Сверх всякого чаяния очутился я на горном хребте, разделенном надвое.

С высоты хребта, в глубине расселины, увидел я тот самый замок, о котором вспоминал Я-в.

Замок имел форму параллелограмма. Из четырех стен его только в одной, к югу обращенной, замечен был мною малый просвет, да и тот с железной решеткой. Кроме этого единственного просвета стены представляли сплошную каменную массу без окон, дверей и даже без кровли.

Последнее обстоятельство дало мне возможность видеть, хотя сквозь полумрак, внутренность замка и совершающееся в нем. Особенно благоприятствовало мне положение мое на окраине горы, поднимавшейся гораздо выше стен.

Казалось, что взор мой досягал до самого дна. Но вглядываясь пристально, я замечал в глубине только мрак, движущийся наподобие черных облаков или волн; но проявления жизни и определенных форм тут ни следа не было.

Наконец душа моя возмутилась: я увидел Я-ва, за несколько перед этим минут посетившего меня. Местом же для него служил угол здания, обращенный к северо-востоку.

Он сидел с поникшей головой и поджатыми ногами, а руки сложены были накрест. Одежда же его заключалась в сорочке, проявлявшей белизну даже сквозь мрак.

Белизна та, среди господствующего всюду хаоса, показалась мне чрезвычайным явлением, и у меня родилась мысль, что положение Я-ва не безотрадно, и он имеет некий почет сравнительно с прочими заключенными этого узилища.

Недвижимость же Я-ва дала мне такой вопрос: ужели душам умерших воспрещено всякое движение и всякая перемена позиции?

И когда таким образом мысль моя и взор будто магнитом влеклись к Я-ву, какой-то почтенной наружности человек, неведомо как и откуда очутившийся позади меня и стоявший на некотором возвышении, обратил внимание мое в противоположную сторону. Я заметил, что южная стена, на небольшом протяжении, в части, примыкающей к просвету, медленно и грозно приподнимается. Вслед за тем в основании стены, на месте подъема или точнее зева, показался на мгновение свет, а внутри вертепа произошло колебание мрака.

А еще минута – и все пришло в прежний порядок. Как ни велико было в эту пору смущение мое, но все-таки я старался разгадать причину совершившегося передо мной явления.

Благодаря таинственному незнакомцу, томился я недолго. Со стороны его донеслись ко мне ответные на мысль мою слова:

– Это знак прихода новой пресельницы.

Обратясь

спешно в ту сторону, внимательным взором искал я человека, который рисовался уже в воображении моем ангелом, свыше посланным; но поиск не привел меня ни к чему.

Я видел перед собой лишь безжизненную страшную пустыню.

Картина эта, с рядом предшествовавших явлений, до глубины возмутила душу мою, и я проснулся. И тут же взялся за перо, чтобы виденное передать письменно, с возможной верностью.

Отдельный оттиск

из Ярославских Епархиальных Ведомостей. 1870 г.

Душеполезные Размышленения. 1881 г.

Из дневника Евгения, архиепископа Ярославского, прежде Тобольского

В числе многих писем, оставшихся после смерти Ярославского Преосвященного Евгения, умершего на 94-м году жизни, сохранилось одно весьма интересное – касательно перемещения его из Пскова в Тобольск. В дневнике его об этом перемещении читаем следующее: «1825 г., июля 25-го послал письмо, которым просил, чтобы переместили в Тобольскую епархию, которая тогда была праздною». Какая тому была причина, ни в письме не объяснил и никому не открыл. Не было, впрочем, ни бед, которые все уже отвращены, не имел ни с кем и вражды или от кого-либо обиды, будучи со всеми всегда откровенным и искренним; и в последней своей проповеди перед Богом свидетельствовал, что он всем и всеми был доволен. Но бывают в жизни случаи и намерения, которых основа – одному только Богу известна. А что оно было достаточно и пристойно, этому тем более можно верить, что Евгений во всю свою долголетнюю жизнь никогда и ни о чем не просил, всегда Богу поручая свою участь.

Смерть преосвященного Евгения дает возможность снять печать тайны, поведать которую преосвященный Евгений не заблагорассудил в своем дневнике. Из письма его к одному иерарху, давно уже умершему, открывается, что причиной просьбы его о перемещении в Тобольск было таинственное видение. Вследствие этого видения преосвященный поспешил обратиться к первенствующему члену св. Синода митрополиту Серафиму с письмом, прося представить его к замещению Тобольской кафедры, но не открывая причины своей просьбы. Такое же письмо он писал к другому члену Синода, архиепископу Ярославскому Аврааму. Оба члена Синода были изумлены тем, что Евгений, неизвестно почему, просится из лучшей епархии в худшую и отдаленную, и отвечали ему отказом. Евгений снова обратился к ним с просьбой о ходатайстве перед Государем Императором о перемещении его в Тобольск, присовокупляя, что если и на этот раз получит от них отказ, сам будет просить Государя о перемещении в Тобольск. На этот раз Евгению удалось расположить помянутых членов Синода в свою пользу, но один из них, архиепископ Варлаам, просил Евгения объяснить ему конфиденциально причину настойчивого желания променять одну кафедру на другую. Евгений не скрыл от него этой причины в ответном письме. Вот что он сообщил: «Весь просвещенный свет смеется снам. Духовный регламент не велит производить в священники тех, кои верят снам. А я должен открыть, что не иная причина моего перемещения. Это, без сомнения, изумит Вас, но прошу выслушать, какого сорта мой сон.