Язва
Шрифт:
— А кто был посредником?
— Валеран Еврафриканский, последний земной принц королевской крови.
— Так вот, — сказал Ингмар Кэррол, произнося раздельно каждый слог, — я клянусь, что мне никто никогда не передавал этот доклад.
Они замолчали. Молчание было таким тяжелым и глубоким, что мужчины с удивлением услышали равномерный глухой шум: биение своих сердец…
— Великий Космос! — воскликнул Айрт Рег. Впервые с начала их разговора он побледнел и вынужден был прислониться к стене. — Это невозможно, я не могу в это поверить. Валеран, мой ближайший друг, которого я почитал за старшего брата…
— Послушайте, — сказал Кэррол, вставая, —
— А он на Сигме?
— Он как раз в Центре Мутаций…
Они переглянулись, ошеломленные.
— Адмирал, — сказал Айрт, — это вопрос нескольких часов. Или даже минут. Не теряйте времени на меня. Летите в Центр. — Казалось, что это в порядке вещей: он отдавал приказы. А Ингмар Кэррол выполнял их! — Вы должны как можно скорее добраться до Башни. Конечно, он уже знает, что вы спускались в шахту и разговаривали со мной. Он должен предполагать, что вы уже узнали всю правду от меня. А находится он сейчас в Центре Мутаций, в самом сердце цитадели… Лишь бы вы успели…
— Да, но вы сами, — адмирал остановился на пороге, — вы забываете?..
— Что я приговорен к смертной казни, и что приговор — как это там говорится — обжалованию не подлежит?.. Да, я знаю. Но вы сами сказали: «Речь идет о будущем Земли». И это намного важнее, чем моя судьба. Ведь Талестра, Виллис — вся группа была направлена в Центр. Во имя Земли, торопитесь, адмирал!
Прежде чем переступить порог, великий предводитель космических эскадр обернулся. Он еще раз внимательно посмотрел на юное лицо, выражавшее смертельную тревогу.
— Я вернусь до рассвета, — пообещал он.
А потом?
Прошло несколько минут. А может, часов?
Арктур, солнце Сигмы — огромная двойная звезда. Ее планеты вращаются значительно медленнее, чем в Солнечной системе, а значит, дни и ночи намного длиннее…
Айрту Регу незачем было бороться с отчаянием — он толком не знал, что это такое. Когда дверь за адмиралом захлопнулась, он завалился на свою узкую кровать в камере смертников, вытянулся на ней и приказал себе спать. Точно так же он поступил бы накануне очередного боя. Он погрузился в глубокий сон, снились ему, как он и хотел, звезды и женщины. С гладкой поверхности темного океана подсознания, куда так глубоко погружаются люди во сне, приблизились к нему, в ореоле кружащихся огней, два прекрасных лица. Одна из незнакомок, с золотистыми распущенными волосами, дружелюбно улыбалась ему, а ее продолговатые зеленые глаза были беззаботны и веселы… Ее звали Талестра, как средневековую королеву.
А вот имя другой он произнес несколько раз. И на губах он почувствовал вкус пепла и меда, а потом ему показалось, что началось бесконечное мягкое падение, как это бывает в невесомости… «Виллис…», прошептал он и неожиданно понял, что проснулся и сидит, свесив ноги с койки. (А в самом деле, почему ее звали Виллис? Кто-то сказал ему, что на каком-то славянском языке, давно забытом, так звали русалок, которые плакали и смеялись в ветвях ив…) [1] .
Сквозь окно его камеры было видно небо, бледно-фиолетовое небо, и две последние луны, уже совсем бледные. Рассвет был близок. Айрту почему-то показалось, что этой ночью ничего такого не было, что Ингмар Кэррол не появлялся в его камере, что все это ему тоже
1
Собственно, в западнославянской мифологии — вилы. Виллисами их называет французская романтическая традиция.
«Что ж, — решил узник, когда понял, что это был не сон, — сейчас он уже должен быть в Парапсе; и каша заварится! (Парапс было уменьшительным названием, которое в народе дали этому необыкновенному заведению — Центру Мутаций Парапсихологического колледжа.) Если бы это чертово окно не было в действительности перископическим экраном, я смог бы предпринять что-нибудь. Надо же, я уже заранее погребен на сотне метров под землей. К тому же воображение у меня совсем не работает, и в голове пусто, как в трюме ограбленного корабля. — Он закрыл глаза. — Я знаю, что со мной: они не пришли в суд на мой процесс… Талестра была так несчастна и попросила Валерана увезти ее куда-нибудь. Но ведь и Виллис не пришла, и Валерана не было…»
Вдруг он вспомнил последние фразы, которыми они обменялись с Кэрролом, их недосказанные подозрения, и руки у него похолодели, а на висках выступил пот. Он напрягся изо всех сил, пытаясь связаться со «своей группой», но с самого начала заключения ему давали массу всяких успокаивающих средств — «для его же пользы», как они говорили — и теперь он не мог воспользоваться своими способностями слышать и передвигаться за границами реальной действительности… Он догадывался о причинах такого обращения с ним: кто-то раскрыл тюремщикам, что он обладал способностями мутанта.
Но был ли он на самом деле мутантом? Всякий раз, когда он доходил в мыслях до этого вопроса, его охватывало странное чувство стыда. У всех членов группы обнаруживались какие-нибудь сверхъестественные способности: Талестра была бесподобной ясновидицей, она прогуливалась по всем четырем измерениям, как по своему дому; Анг'Ри, например, несколько месяцев назад заметил, что на небольшом расстоянии может заставить кого угодно говорить все, что угодно; Морозов знал почти все на свете и телепортировался с довольно большой точностью. А Виллис… О-о, Виллис могла залечить любые раны…
Ну, а сам он?
«Я могу сделать очень многое, но в очень небольшой степени, и ничего не могу в одиночку. Мне случалось побеждать Ночных, но мне помогали. Я умею погружаться в подпространство, но только с помощью других. А сейчас я совсем один. Почему же я так фатально одинок?..»
Вдруг до него дошло: даже стены тюрьмы источали угрозу… Он знал, что в эту старую тюрьму заключали самых опасных преступников с чужих планет: парапсихопатов из созвездия Скорпиона, газообразные субстанции из созвездия Змеи, всех телекинетиков, телепатов, левитантов. Никакие психические излучения не могли проникнуть сквозь стены подземной тюрьмы…
Все особые свойства группы были бесполезны перед этим препятствием! Айрт различил скрежет бронзовой двери в глубине коридора, затем тяжелые шаги; это были тюремщики. Он выпрямился и снова почувствовал на руках немного ослабшие магнитные наручники. Шаги приближались. Это за ним?.. Нет… Еще слишком рано, луны еще светили. Приоткрылся глазок на двери камеры. В застоявшемся воздухе глухо забулькали чьи-то голоса, словно пузыри со дна затянутого ряской болота. Один из голосов пробормотал:
— Ну что, старика прикончили?