ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА
Шрифт:
Третье поколение, как внутренне несамодостаточное (в отличии от первых двух) всегда в большинстве состоит из индивидов для которых власть ради власти становится главным жизненным кредо. Причем идея "захватить всё" выносится чуть ли не в детстве, и все, абсолютно все свои поступки соискатель подчиняет именно этой идее, чем опять-таки отличается от предыдущих двух поколений, практически без исключений достигающих высшей власти благодаря удачному стечению обстоятельств. Само время как бы работает на них. Поэтому-то и государства ими созданные держатся дольше чем мимолетные империи правителей третьего поколения, при том что последние кажутся несравненно более умными, по сути таковыми и являясь, ведь главный двигатель к достижению власти подобным индивидом — его собственная воля. Ницше совсем не зря назвал один из своих последних памфлетов "Воля к Власти". Эта книга — гимн третьему поколению. Гимн целям, а не средствам. И появиться он мог не раньше чем появился, т. е. в конце XIX века, когда возникло некое равновесие между уходящим в историческое небытие и оставляющим после себя памятники вторым поколением, и рвущимся на верх третьим. Весьма показательно сравнить Макиавелли с Ницше, т. е. людей стоявших в начале и в конце своего поколения. Для Макиавелли власть — прежде всего средство сделать государство лучшим для всех, и все рецепты по его удержанию в стабильном состоянии подчинены этой цели, здесь итальянец показал
Второе поколение всегда становится жертвой своих амбиций, пусть и невольных. В Риме его энергия была подчинена укреплению государственной мощи, но источником этой энергии был биологический потенциал государствообразующих народов, и прежде всего — крестьянства, как главного генетического резерва любой нации. Массовая мобилизация наиболее качественных индивидов на бесконечные войны отрывала их от хозяйств, которые скупались спекулянтами отсиживающимися в тылу (вот они, первые людишки третьего поколения! Скоро их станет много. Очень много!). Строители римского монументального здания возвращались по своим мелким владениям и обнаруживали что те им уже не принадлежат. У них был только один выход — идти в города и пополнять ряды пролетариата, ибо работать на нового хозяина им не позволяла внутренняя свобода (не путать с т. н. «гордыней», сильно не любимой христианами). Хозяева и сами не были заинтересованы в труде своих свободных соплеменников, гораздо дешевле было использовать рабов, привозимых со всех уголков империи, но в основном — из Африки, ибо там уже тогда ощущался переизбыток населения. Так сиюминутная прибыль, профанировала идею Римской республики как общенародного дела, подтачивая ее основу, а цензорские списки фиксировали угрожающее уменьшение числа зажиточных хозяев, — реальную основу Римского процветания, ибо такие хозяева были прежде всего хорошими солдатами.
В Риме нашлись люди сумевшие увидеть столь опасную тенденцию, причем там не существовало разного рода "институтов стратегических прогнозов", "центров социального планирования" и прочих контор, где куча дармоедов удовлетворяет свои сомнительные и не совсем чистые амбиции, норовя выдавить из правительств как можно большее количество денег, на тот или иной прогноз, ни один из которых еще не сбывался. В Риме таковыми стали братья Гракхи, внуки Сципиона Африканского, воевавшего с Карфагеном, что тоже имеет знаковый характер: Сципион был элитой второго поколения, Гракхи — первыми людьми третьего.
Уже говорилось, что во время заката империй в них начинает витать коммунистических дух, и одним из его признаков — стирание различий в понятиях «свой» и «чужой». Экономическая выгода побеждает мораль и остается только ждать сначала конца демократии и свободы, а затем и самого эволюционирующего государства. Рим не стал исключением, тем более что коммунизм — неизменный атрибут любой идеологии приятной мозгам его типичных представителей. Гракхи по сути были античными коммунистами, предложившими путь не дающий покоя и многим современным последователям этой доктрины: все поделить поровну. Тогда «всем» была земля. Нет, Гракхи были людьми в высшей степени правильными и всё что они предлагали являлось остро необходимым. Их коммунистические убеждения ни в коей мере не заслуживают осуждения, ибо были всего лишь продуктом своего времени. Но мы не должны упускать из вида непреложный факт: программа Гракхов была отражением создавшейся ситуации, а предлагаемый "раздел поровну" был искусственным, а не естественным разделом, и неизбежно привел к столкновению поколений. С этого-то все и началось…
Аристократы, противившиеся гракховским нововведениям осуществили простейшую комбинацию, опробованную ими не раз. Они подкупили второго трибуна Марка Октавия и он высказался против вынесения "закона о земле" на утверждение народного собрания. Можно как угодно расценивать поведение патрициев, но оно укладывалось в тогдашние римские понятия. Гракх, видя что проигрывает, пошел на беспрецедентный и низкий шаг (низкие поступки составляют основное содержание действий любых коммунистов) — лично предстал перед народным собранием, начав подстрекать массу отрешить Октавия от должности трибуна. Таким образом, впервые в римской истории был нарушен закон о несменяемости народных трибунов — один из столпов римского порядка. Теперь законы будут нарушаться всеми и по любому поводу. Ответного шага аристократов не пришлось долго ожидать, тем более что для приведения в силу земельного закона народное собрание назначило триумвират, состоявший из самого Тиберия Гракха, его брата Гая и тестя Аппия Клавидия (семейный подряд!). Видя как умело Тиберий управляется с массой, сенат обвинил его в узурпации власти и под предводительством двоюродного брата — Сципиона Назики — группа сенаторов и клиентов вооруженная камнями и палками окружила Капитолий, где собирались сторонники Гракхов. Толпа, увидев реальную силу, не сопротивлялась, и Тиберий Гракх вместе со своими ближайшими сторонниками был уничтожен. Прошло немного времени и в своей постели был найден задушенным Сципион Назика. Т. е. за Тиберия кто-то отомстил, начав эру политических убийств продлившуюся в Риме еще 400 лет, вплоть до воцарения христианских императоров.
Второе поколение сопротивлялось, но оно не могло надолго отодвинуть свой уход с исторической арены. В 123 г. до н. э. трибуном избирается уже Гай Гракх, начавший действовать более осмотрительно, но потому же плану. Для начала он заручается поддержкой бессознательной массы, проводя первый коммунистический закон, согласно которому беднейшие жители Рима ежемесячно получали хлеб бесплатно. Теперь население Рима будет расти как на дрожжах, ибо целые толпы со всей Италии ринутся в столицу, превращаясь в концентрированный отброс кричащий "хлеба и зрелищ". И именно они станут питательной средой для бесконечного количества дегенератов, — от первых императоров, до первых пророков с Востока.
Гай идет дальше, понимая что опираться только на массу будет недостаточно. Он вырывает из рук сенаторов судопроизводство, передавая его совету состоящему из трехсот всадников. Оптиматы, погрязшие в роскоши и спекуляциях, понимают что об них вытерли ноги, но сделать пока ничего не могут. Гай, закусив удила, делает третий шаг, хоть и кажущийся вполне логичным, но явно выдающий в нем узурпаторские амбиции: вносит в сенат предложение предоставить всем союзникам Рима в Италии полновесное римское гражданство. Понятно, что в случае осуществления подобного смелого начинания все новые граждане республики были бы ему очень сильно обязаны, но Гай наталкивается на бешенное сопротивление со стороны римлян, а именно той беднейшей их прослойки которой Гракх дал бесплатный хлеб. Как говорится, в коммунизме друзей нет, есть только подельники, при случае всегда готовые засунуть нож в спину. Пролетарии взбунтовались. Как тут не вспомнить современных жителей российских глубинок искренне ненавидящих москвичей и одновременно мечтающих переехать в Москву, т. е. стать
Массы некоторое время пребывали в «подвешенном» состоянии, не понимая что именно произошло, после чего оба брата были причислены к полубогам со всеми полагающимися жертвоприношениями, причем некоторые совершали их ежедневно.
Рим был государством опытным, хотя бы потому что прошел все испытания могущие свалиться на голову государства и не только устоял, но и стал мощнейшей державой в мире. Развитие сюжета продолжается. Ливий Друз, сын Друза старшего, вновь предлагает сенату предоставить всем союзникам в Италии римское гражданство. Теперь эта мера представлялась совершенно адекватной, ибо Рим слабел, и наверное отдельные аналитически сложенные умы это видели. А посему государство должно было опираться на мощный государствообразующий фундамент, а не на несколько сот тысяч человек сосредоточенных в одном городе. Уже говорилось, что чем больше размер города — тем быстрее он слабеет, а в Риме тогда население росло быстрым темпом. И настал момент, когда Рим перестал быть некой абсолютной силой на Апеннинах. Провинция, не развращенная спекуляцией и коммунистическими подачками, стала во всяком случае не слабее. И в 90 г. до н. э. итальянские племена — самниты, марсы, луканы, пелигны, марруцины, не желая впредь оставаться людьми второго сорта в государстве органической частью которого они являлись, образовали конфедерацию (обратим внимание и на это слово) независимых государств со столицей в городе Коринфий, переименовав его в Италику. Проводятся демократические выборы, где избирается 2 консула, 12 преторов и 500 сенаторов. Рим взбешен. К Друзу, продолжавшему настаивать на предоставлении союзникам гражданства, подсылают киллера осуществляющего очередное политическое убийство. На переговоры с «конфедератами» в Аскулум отправляют не кого-нибудь, а консула Квинта Сервилия. Он произносит в амфитеатре гневные террады и пытается качать права. Его без лишних церемоний убивают, наглядно демонстрируя свое отношение к Риму как центру власти. В тот же день ликвидируют всех римлян находящихся в городе. Так провинция мстит ослабевшей столице. Рим по старой привычке решает воевать. Ну-ну. Первое посланное войско уничтожается в полном составе, а новых дураков желающих повоевать непонятно за что, как-то не находится. Новые отряды формируются уже из рабов и вольноотпущенников, что тоже есть знаковый эпизод, но результат оказывается тем же. Рабы никогда не воюют за интересы хозяев. Союзниками Рима остаются только латиняне, этруски и умбры. Боясь отпадение этих областей Рим идет на разумный шаг — предоставляет им гражданство. На юге Конфедерация существует до 88 года, когда ее войска терпят поражение от Суллы. Впрочем это всё было только прелюдией.
Те кто инициируют гражданскую войну всегда имеют своей целью узурпацию власти через ставку на низший элемент. По сути, это единственный способ. Риму потребовалось три гражданские войны, ибо республиканские традиции были очень сильны. В Соединённых Штатах хватило одной. В Риме все началось в 82 году до н. э. Гай Марий избиравшийся консулом аж пять раз оказывается искушенным закрепить этот пост навечно, желательно без дележа с кем-либо еще (в Риме, напомним, избиралось два равноправных консула, как и в Спарте, где было два царя). Для обеспечения своего шестого избрания он привлекает плебс, демонстрируя верх популизма. Марий рассыпает бессмысленные обещания, унижается, раздает деньги, прибегает к мелодраматическим эффектам вроде пускания слёз. Он дарует римское гражданство тысяче киммерийцев, здорово помогшим римлянам в одном из сражений, а на все упрёки заявляет, что "Голос оружия заглушает голос закона". Это тоже станет кредо всех кто будет после него. По большому счету был он человеком положительным, в его время быть таким оказывалось легче чем позже. Выходец из плебеев, первым же из плебеев получивший консульство, Марий наверное лучше чем кто-либо другой видел в какое отвратительное болото превращается пока еще великий город. И если кратко охарактеризовать суть проводимых им мероприятий, то все они сводились к конвергенции "новых людей" в верхний слой римского социума. Такие смелые новации, понятное дело, не нравились многим аристократам, хотя Марию, сидевшему на консульской должности уже шестой срок, завидовали все. Особенно завидовал Луций Корнелий Сулла, принимавший вместе с ним в свое время участие в войне с тевтонами. Сулла добивается консульства в 88 году, но два прирожденных лидера нацеленные на завоевание единоличной власти никак не могут не враждовать друг с другом. Поэтому, пока Сулла собирает войска чтобы вести войну с Митридатом, Марий прибегает к классической уже для тогдашнего Рима схеме — инициирует массовые волнения среди бессознательных масс. Верным союзником здесь оказывается народный трибун Сульпиций содержащий 3000 гладиаторов и 600 человек личной охраны. Даже современные президенты самых ублюдочных государств, охваченные групповой паранойей, не всегда могут похвастать такой мощной мясной лавкой, и не следует удивляться что столь бравая дружина легко разогнала всех кто пытался выступить против Мария, а сенаторов ими руководивших вообще поубивала. Сулла бежит из Рима. Теперь бегство из Рима превращавшегося в новый Содом, будет приобретать частый и довольно детективный характер. Из Рима будут бежать, но только для того чтоб несколько позже вернуться и попытаться еще раз покорить его.
Дальше начинается домино. Марий посылает двух военных трибунов в лагерь к Сулле с предложением культурно сдать ему войско и убираться восвояси. Солдаты Суллы убивают трибунов и Сулла во главе шести легионов совершает молниеносный бросок на Рим. Под контролем Мария и Сульпиция остается только Капитолийский холм и Марий делает очередной нестандартный шаг — обещает свободу всем рабам согласившимся его защищать. Сулла делает ответных ход, грозя полностью сжечь весь город если кто-то рискнет подняться против него с оружием в руках. В конечном счете произошло то что и должно было произойти: граждане попрятались по домам и Марию с лояльными сторонниками пришлось тайком выбираться из города. При побеге гибнет Сульпиций. Марий недолго скрывается в окрестных болотах, но его отлавливают и сажают в тюрьму, из которой, впрочем, вскоре выпускают. Это был наверное последний великодушный шаг сделанный кем-либо в Риме на столь высоком уровне в отношении кого либо. Дальше подобные импровизации будут влечь за собой только одно — смерть.