Язык его пропавшей жены
Шрифт:
Велемиру было некогда извиняться – в холл со всех трех лестниц уже сыпались монстры: рогатые мужики, чешуйчатые женщины, карлики, притворявшиеся детьми. Как нечисть из древнерусских сказок. Понимая теперь, что испытывал Хома Брут, отпевая панночку, Велемир на предельной скорости рванул в открытую дверь и выскочил на площадь, к пустынным торговым рядам и прилавкам. Вместе с ним с заливистым лаем бежала Альма. Но она, кажется, единственная из всех воспринимала погоню с весельем и не собиралась никого кусать.
А сзади слышался не только топот лап, но даже скрип ржавой инвалидной коляски. Вот этого-то Велемир опасался больше всего, колеса все-таки. Почти «бентли». Теперь ему вместо криков
Впереди лениво катила свои спокойные темные воды великая река.
– Вот она, Волга! – почему-то радостно выдохнул он, словно именно с целью наконец-то увидеть ее и совершал свой рискованный предутренний променад. Увидеть Волгу и умереть. Альма рядышком не менее радостно потявкивала.
Но воодушевление прошло быстро, и Велемир тотчас же подумал: «Эге! Тут-то меня и накроют. Самое удобное место». Ноги понесли его куда-то вдоль берега, покрытого тиной, водорослями и мертвыми рыбешками.
А по Волге шел теплоход с зелеными огоньками.
Глава третья. Пешком к Цветному бульвару и дальше
Теперь, покинув гостеприимный «Шеш-Беш», они шли, просто прогуливаясь, по вечернему Садовому кольцу, а Велемир Радомирович вновь увлеченно рассказывал. За ними, на расстоянии трех шагов, следовал молчаливый, но глазастый, как бы с пчелиным фацетным круговым зрением телохранитель в черном костюме. И уж наверняка с наплечной кобурой под пиджаком. Марине такой эскорт нравился. А вот куда делся частный детектив? Она с юной непосредственностью и спросила об этом.
– Изучает обстановку и вникает в детали, как и положено, – туманно ответил их спутник. Вадим уже давно понял, что он любит подпускать дыма и огня, и то загорался, как фальшфейер в руках болельщика, то так же внезапно выгорал и потухал, становился молчаливым и равнодушным ко всему. «Очевидно, последствия личной драмы, – решил юрист. – Но когда же он перейдет к делу?» Тут-то клиент как раз и перешел:
– Вообще-то я по образованию филолог, семантик, историограф, языковед, отчасти нейролингвист, немного археолог и прочее. У меня много дипломов, но все мои интересы лежат в плоскости древних языков, исчезнувших цивилизаций. А последние двадцать лет я только тем и занимался, что искал Праязык человечества. Первый, единственный, ностратический моноязык, который изначально был на Земле у всех. А жена – химик, всю жизнь что-то химичила с реактивами, катализаторами. Превращала воду в вино. Вот только свинец в золото не умела. И преподавала в Университете, там же, где и я. Мы прожили вместе не так уж и мало – почти десять лет. И очень хорошо прожили. В любви и согласии.
– Как она умерла? Погибла, то есть, – подал голос Вадим, подпустив на лицо скорбной маски.
– Погодите, сейчас не об этом, – отрезал мужчина. – Вы согласны с тем, что в начале всего было Слово?
– Ну… да, – растерянно отозвался юрист, далекий от богословия и теологии. А Марина благоразумно промолчала, решив не дразнить гусей, в данном случае одного «гуся», вышагивающего рядом. Она вообще была атеисткой и со смехом относилась к «поповским сказкам».
– Поисками Праязыка занимались лучшие умы человечества, на протяжении практически всей его истории, – увлеченно продолжал Велемир Радомирович. – Да так и не нашли. Хотя версий и гипотез существует множество. А те, кто особенно глубоко
– Да, почему? – спросила на сей раз Марина. Все, что было связано с потусторонним миром, ее занимало. Притягивало. Вадим же подумал: «Вот ты и проговорился, сам признался, отчего крыша прохудилась и тараканы в доме завелись».
– А потому, – начал объяснять филолог-нейролингвист, – что в основе зарождения мира лежит духовное начало. Дух воздействует на материю, находящуюся в состоянии хаоса, и творит, упорядочивает ее формы. А Праязык, исходно данный людям Божественным Духом, служил основой для построения многочисленных языковых «деревьев», где он играл роль начальной части ствола. Подлинную историю мироздания можно реконструировать только через язык. И если «В начале было Слово», то и окончание мира также будет связано со Словом. Только с «черным словом», лживым, антихриста. Как известно, эсхатология – это учение о конце мира: эсхатос – конец, логос – слово…
– Ну да, проходили, – вяло поддакнул юрист.
– Язык – это основной инструмент управления человечеством, потому что только он позволяет создавать, разрушать и передавать смыслы безусловного. Все остальные орудия строительства и разрушения мира смыслов и материального, явного мира, подчинены также только Языку. Священное Писание прямо говорит нам: на всей земле был один язык и одно наречие. Адам и был живым языком, ходящим непосредственно пред Отцом Богом. И язык этот был целомудренным, ему подчинялись ум, тело и вся жизнь. Первородный грех расколол разум Адама, все вокруг раздвоилось. Стало два языка – два ума: душевный и плотский. А умирая, Адам предрек, что на том месте, где его похоронят, будет распято Слово. Это Голгофа. Здесь можно еще схематично добавить, что Змий искушал Еву, соблазняя ее своими речами – языком отца лжи. Забыв на миг Язык Бога, она прислушалась к искусительным речам Змия, перешла на чуждый для нее язык, по сути, «иностранный», ино-странный, ино-славный, который заглушил родной и стал управлять ее разумом.
– К покойной супружнице бы поближе, – с тоской проговорил Вадим. – А то мы этак никогда до дела не доберемся.
– Обождите, еще чуть-чуть, – отмахнулся исследователь. Речь его завораживала. Вадим прямо на ходу, продолжая двигаться, начинал подремывать, а вот Марина, напротив, слушала очень внимательно.
– Изучая древние языки, историографию, знакомясь с трудами выдающихся лингвистов прошлого и нашего времени, отечественных и зарубежных, причем даже тех, которые находятся за семью печатями запретности, а таких, поверьте, немало, я – да не только один! – пришел к неоднозначным выводам. Многие теории индоевропеистики, базирующие свои выводы не на славянских древних субстратах, а на иноязычных, подлежат переосмыслению и пересмотру. Что я и делаю, чем и занимаюсь всю свою сознательную жизнь.
– И вы один со всем этим справляетесь? – с изумлением спросила Марина.
– Ну, не в одиночку же, конечно, – отозвался он. – Мне мои студенты помогают, аспиранты, ученики. Соратники. Жена вот тоже оказывала огромную поддержку и помощь. Пока не погибла. Или, – добавил он, помолчав, – ее не убили намеренно. Но продолжу.
Они шли по Садовому кольцу к Цветному бульвару, просто получая удовольствие от неспешной прогулки. Но казалось, что двигаются в прошлое – к истокам человеческой истории. И все благодаря Велемиру Радомировичу.