ЯЗЫК. ЗНАК. КУЛЬТУРА.
Шрифт:
Первая глава книги будет в основном главой поиска в давней и недавней истории науки арсенала средств формализации проблем культуры, и прежде всего общения. Но чтобы войти в нее с пониманием и ориентирами, нам уже сейчас, во введении, необходимы исходные термины и концепции для целостного представления мира общения. Пока мы располагаем лишь двумя понятиями, которые бесспорно принадлежат этому миру, являясь результатами и адресами общения. Это, во-первых, массив социально необходимого знания, в котором закодирована в знаковой форме и хранится наличная сумма обстоятельств. Это, во-вторых, фрагмент знания – структурный элемент массива, обеспечивающий переход знания в действие и действия в знание и оказывающийся поэтому одним из входов в массив знания для модифицированных или новых элементов знания.
Поскольку в массиве знания не просто хранятся значимые для общества программы деятельности, нормы и модели поведения, взаимоотношения между индивидами, но хранятся ради обеспечения преемственности социальной жизни в чреде поколений, а знак сам по
Для всей этой совокупности массива знания и непосредственно связанных с ним институтов и механизмов различного назначения мы ниже будем употреблять термин социокод, понимая под ним основную знаковую реалию культуры, удерживающую в целостности и различении фрагментированный массив знания, расчлененный на интерьеры мир деятельности и обеспечивающие институты общения.
Основным средством общения и его орудием справедливо считается язык, знаковый способ воздействия друг на друга людей единой языковой и, обычно, социальной принадлежности достижения самых различных целей. В социокодах европейской культурной традиции широко использованы языковые по генезису структуры высокой общности, что уже не первое столетие питает тенденцию к отождествлению знания и средства его оформления и перемещения, социокода и языка. Ниже нам придется разбираться в этом вопросе подробно, пока же только отметим, что социокоды других очагов культуры построены без участия таких структур высокой общности лингвистического происхождения и что языковых типов значительно больше, чем типов культуры, так что непосредственная и однозначная связь между социокодом и языком как средством и орудием общения вряд ли существует.
С другой стороны, если мы говорим о компенсации инертности знака, о целях и назначении обеспечивающего общения по нормам соответствующих институтов и механизмов социокода, перед нами сразу же возникает задача выделения по этому признаку цели и назначения видов общения и соответствующих им институтов и механизмов.
Поводы, цели, формы, назначения, запланированные и незапланированные эффекты общения настолько пестры и многообразны, что любая попытка их классификации всегда будет огрубляющей и неполной. Наша классификация, во всяком случае, не претендует на полноту. За ее пределами остается весьма значительная часть общения, не связанного непосредственно с обеспечением действенности социокода, хотя, вообще-то говоря, все разновидности общения входят в плоть и ткань культуры, несут в латентном или явном виде социальные по своему характеру функции. Мы же ограничиваемся предельным минимумом видов общения, обеспечивающих функционирование социокода.
В такой минимум должны, видимо, войти обеспечение целостности и координации, обеспечение передачи фрагментов знания новым поколениям, обеспечение социализации результатов познавательных усилий индивидов, для которых мы предлагаем соответственно термины: коммуникация, трансляция, трансмутация. Ни один термин не выдуман нами, все они встречались в литературе, поэтому мы даже не пытаемся приводить доводы или обоснования в пользу именно этого выбора, все это походило бы на попытку объяснить, почему бумеранг изобрели в Австралии, кроль – на островах Полинезии, современные лыжи – в Швеции, а теорию относительности придумал Эйнштейн. Ничего тут доказать невозможно. Нам попросту нужны три различающих термина, прописанных по миру общения. Наиболее приглянулись нам коммуникация, трансляция и трансмутация, может быть, и потому, что они еще мало плавали по бурным морям философских дискуссий, не успели обрасти ракушками истолкований и определений, поэтому без особых потрясений могут принять груз наших определений.
Коммуникация в последующем изложении – самый широкий и поэтому наиболее редко употребляемый термин, связанный с координацией деятельности тех, кто уже стал "живущим поколением", "абсолютом" всех происходящих и возможных изменений, т.е. прошел процедуру социализации, унаследовал какой-то фрагмент знания, стал полноправным членом общества. Коммуникация может быть и неформальной и формальной, но и в том и в другом случае, опирается ли она на устную речь или на сложившиеся и ритуализированные формы и адреса обращения, коммуникация всегда функционирует в режиме отрицательной обратной связи, т. е. возникает там и тогда, где и когда обнаруживается рассогласование между тем, как она есть, и тем, как ему должно быть с точки зрения принятой и зафиксированной в социокоде нормы. Если все идет как должно, поводы для коммуникации
Хотя в разных культурных типах действуют свои особые наборы институтов и механизмов коммуникации – в одном требуют официального заявления и обсуждения там, где в другом довольствуются крепким словом и кулаком, - эти различия мало что объясняют в специфике культурных типов. В некотором смысле они даже помеха серьезному изучению проблем культурной несовместимости и культурных типов, поскольку коммуникативная экзотика – первое, что бросается в глаза и обращает на себя внимание исследователя, к сожалению, часто оказывается и последним, на чем исследователь замыкает круг познавательных интересов. Как вид общения коммуникация по своей внутренней сущности нейтральна, ей безразлично, что именно закреплять и стабилизировать. Она всегда аргументирует от наличного состава и от наличной структуры социокода, который для нее абсолют всех объяснений и оценок, не требующий обоснования, неуместных вопросов зачем и почему. Даже радикальные изменения в социокоде могут и не отразиться на составе институтов и механизмов коммуникации – в том же режиме отрицательной обратной связи и с тем же рвением они будут внедрять в сознание и закреплять, стабилизировать новые нормы и правила. Большего коммуникации не дано, и на большее она не претендует.
Трансляция в последующем положении будет означать общение, направленное на социализацию входящих в жизнь поколений, на их уподобление старшим средствами соответствующих институтов и механизмов. От коммуникации трансляцию отличает режим общения. Если основной режим коммуникации- отрицательная обратная связь, предполагающая высокую степень подобия сторон общения, знание ими должных программ поведения и деятельности как условие осмысленности общения, то основной режим трансляции – обучение, т. е. такая ситуация общения, в которой степень подобия сторон заведомо низка. Одной стороне – действующим от имени общества, а практически от имени одного из фрагментов социокода воспитателям – нужно передать другой стороне – воспитуемым – то, чем эта другая сторона определенно не располагает, передать установившиеся программы деятельности данного фрагмента, нормы поведения, установки, правила и все то, что не передается генами, но чем необходимо обладать, чтобы стать полноправным членом общества. К тому же все это, подлежащее интериоризации и освоению, должно быть "упаковано" таким способом, чтобы не выйти за пределы "вместимости" воспитуемого. На лбу у воспитуемого не написано, какая у него "вместимость", и в педагогической практике всегда актуальным остается вопрос – то ли гений он, то ли нет еще? – поэтому трансляция неизбежно ориентирована на середняка, а если отсев не положен, то и на тихохода, на некоторый минимум "вместимости", на какое-то пороговое критическое ее значение, ниже которого трансляция невозможна.
Трансляция также может быть формальной и неформальной. В нашем европейском типе культуры господствует формальная трансляция, что мешает нам видеть некоторые вещи в их истинном свете. Мы, например, не осознаем уже трансляционную природу семьи, которая в традиционном обществе была и остается основным институтом трансляции, и даже вслед за Гальтоном склонны приписывать сиротству и безотцовщине положительное влияние на проявление индивидуальных способностей, поскольку Ньютон, Кельвин, Лавуазье, Бойль, Гюйгенс, Румфорд, Кюри, Максвелл и многие другие герои нашей культуры воспитывались в семьях, потерявших отца [95, с. 109]. Мы туманно и благородно интерпретируем труд теоретиков и историков научных дисциплин, хотя в подоснове их активности без труда обнаруживается проза академической жизни – необходимость удерживать растущие объемы знания в рамках "вместимости" студента. Только исследования последних лет открыли нам глаза на огромное влияние неформальной трансляции на складывание типа мышления, мировоззрения, систем ценностей, ориентиров, представлений об устройстве и функционировании мира, восприятий пространства и времени, навыков знакового кодирования, когда, скажем, ученик непальской школы рисует дорогу в школу и саму школу с максимумом деталей сходства, а его сверстник и родственник по генетическому пулу в американской школе чертит карту, придумывая условные знаки и поясняя их значение.
Трансляция всегда направлена от старших к младшим, и, поскольку человеческий материал детства и юности в любых культурах один и тот же, направленные на уподобление младших старшим усилия, приемы, методы не могут не иметь общего. Основной элемент трансляционной структуры "ученик-учитель" универсален для всех типов культуры, хотя каждый из типов накладывает свои ограничения на должность учителя. В Хиндустане, например, мать отстранена от воспитания сыновей, некоторое участие дозволено принимать бабушке, а основную трансляционную нагрузку несут отец, старшие братья или, если это невозможно, мужчины из родственных по касте семей [26]. В "первобытных" племенах трансляция – институциализированная социальная роль отставников-старцев, носителей "стариковских" имен. Но каким бы экзотичным ни было оформление, структура "ученик-учитель" присутствует повсеместно, образуя канал передачи знания и механизм уподобляющей связи между поколениями.